Читаем Кипарисовый ларец полностью

Как эта улица пыльна, раскалена!Что за печальная, о Господи, сосна!Балкон под крышею. Жена мотает гарус.Муж так сидит. За ними холст, как парус.Над самой клумбочкой прилажен их балкон.«Ты думаешь – не он… А если он?Все вяжет, Боже мой… Посудим хоть немножко…»…Морошка, ягода морошка!..«Вот только бы спустить лиловую тетрадь?»– «Что, барыня, шпинату будем брать?»– Возьмите, Аннушка! —«Да там еще на стенкеВидал записку я, так…»…Хороши гребэнки!«А… почтальон идет… Петровым писем нет?»– Корреспонденции одна газета «Свет». —«Ну что ж? устроила?» – Спалила под плитою. —«Неосмотрительность какая!.. Перед тою?А я тут так решил: сперва соображу,И уж потом тебе все факты изложу…Еще чего у нас законопатить нет ли?»– Я все сожгла. – Вздохнув, считает молча петли…«Не замечала ты: сегодня мимо насКакой-то господин проходит третий раз?»– Да мало ль ходит их… —«Но этот ищет, рыщет,И по глазам заметно, что он сыщик…»– Чего ж у нас искать-то? Боже мой!«А Вася-то зачем не сыщется домой?»– «Там к барину пришел за пачпортами дворник».«Ко мне пришел?.. А день какой?» – «Авторник».«Не выйдешь ли к нему, мой друг? Я нездоров»……Ландышов, свежих ландышов!«Ну что? Как с дворником? Ему бы хоть прибавить!»– Вот вздор какой. За что же? —…Бритвы праветь…«Присядь же ты спокойно! Кись-кись-кись…»– Ах, право, шел бы ты по воздуху пройтись!Иль ты вообразил, что мне так сладко маяться… —Яица свежие, яица!Яичек свеженьких?..Но вылилась и злоба…Расселись по углам и плачут оба…Как эта улица пыльна, раскалена!Что за печальная, о Господи, сосна![11]

93. Весенний романс

Еще не царствует река,Но синий лед она уж топит;Еще не тают облака,Но снежный кубок солнцем допит.Через притворенную дверьТы сердце шелестом тревожишь…Еще не любишь ты, но верь:Не полюбить уже не можешь…

94. Осенний романс

Гляжу на тебя равнодушно,А в сердце тоски не уйму…Сегодня томительно душно,Но солнце таится в дыму.Я знаю, что сон я лелею, —Но верен хоть снам я, – а ты?..Ненужною жертвой в аллеюПадут, умирая, листы…Судьба нас сводила слепая:Бог знает, мы свидимся ль там…Но знаешь?.. Не смейся, ступаяВесною по мертвым листам![12]

95. Среди миров

Среди миров, в мерцании светилОдной Звезды я повторяю имя…Не потому, чтоб я Ее любил,А потому, что я томлюсь с другими.И если мне сомненье тяжело,Я у Нее одной ищу ответа,Не потому, что от Нее светло,А потому, что с Ней не надо света.[13]

96. Миражи

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый дом
Зеленый дом

Теодор Крамер Крупнейший австрийский поэт XX века Теодор Крамер, чье творчество было признано немецкоязычным миром еще в 1920-е гг., стал известен в России лишь в 1970-е. После оккупации Австрии, благодаря помощи высоко ценившего Крамера Томаса Манна, в 1939 г. поэт сумел бежать в Англию, где и прожил до осени 1957 г. При жизни его творчество осталось на 90 % не изданным; по сей день опубликовано немногим более двух тысяч стихотворений; вчетверо больше остаются не опубликованными. Стихи Т.Крамера переведены на десятки языков, в том числе и на русский. В России больше всего сделал для популяризации творчества поэта Евгений Витковский; его переводы в 1993 г. были удостоены премии Австрийского министерства просвещения. Настоящее издание объединяет все переводы Е.Витковского, в том числе неопубликованные.

Марио Варгас Льоса , Теодор Крамер , Теодор Крамер

Поэзия / Поэзия / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В третьем томе собрания «Глаза на затылке» Генрих Сапгир предстает как прямой наследник авангардной традиции, поэт, не чуждый самым смелым художественным экспериментам на границах стиха и прозы, вербального и визуального, звука и смысла.

Генрих Вениаминович Сапгир , М. Г. Павловец

Поэзия / Русская классическая проза