Киппенберг

Разумеется, я сознавал, как непросто обстоит дело с правдой в такую эпоху и в таком мире, когда решительно все — от ультраправых до ультралевых — утверждают, будто им, и никому больше, ведома единственная, истинная правда, в мире, диалектика которого сегодня отвергает вчерашнюю, а завтра, может быть, отвергнет сегодняшнюю правду. Тут я не строил никаких иллюзий, я знал: если не хочешь стать циником, научись понимать относительность происходящего.

Вот только между мной и Босковом не было ничего относительного. Между нами понятия истинного и ложного еще не были определены. Нас пока больше занимал смысл. В смысле коренилось то, что создавало абсолютные масштабы. Никаких разговоров о совести, вообще никаких бесполезных разговоров. Все просто, все надежно, все однозначно: мы оба впряглись в одну и ту же телегу и тянем ее в одном и том же направлении, по одной и той же каменистой дороге, к одной и той же достойной цели. Я не только ощущал в себе достаточно мужества, чтобы сказать наконец Боскову всю правду, я вдобавок испытывал потребность ее сказать.

Этот самый Босков — я и тут не строил себе никаких иллюзий — давно стал для меня более глубокой потребностью, чем я был готов признать. И не то что несмотря на разделяющие нас двадцать пять лет, а именно благодаря им. Жить становится теплее, когда знаешь, что твоя жизнь увязана с какой-то традицией. Вот почему в наши дни каждый охотно узурпирует для собственного потребления кусочек истории. И я в том числе. Я порой стремился отыскать для себя укромное местечко в каком-нибудь закутке какой-нибудь традиции, задыхаясь от спешки, словно за мной гонится черт. Или не черт, а папаша Киппенберг собственной персоной? Он тут, разумеется, незримо присутствовал. Не как реагент, нет, нет, а как катализатор. Во всех реакциях, в которые вступал Киппенберг-сын, Киппенберг-отец участвовал как катализатор высокой активности и постоянного действия, пока у него по старости не иссякли силы. Это в свою очередь было связано с динамикой его жизни, с его происхождением и титанической борьбой за место под солнцем.