Киппенберг

Кортнер всегда понимал Ланквица и его тревоги лучше, чем кто-либо другой. Отчетливо и без малейших угрызений совести вспоминает он о том отзыве, который подписывал совместно с Ланквицем. У него вообще феноменальная память на события, при которых кто-нибудь обнаружил какую-нибудь слабость. Это вполне соответствует его мировоззрению: мы живем не в стеклянной колбе, как преобразователь мира Босков, который ухитряется даже действовать в соответствии с проповедуемыми им принципами. Мы живем, так сказать, в гуще жизни, а жизнь не отличается идеальной чистотой и вообще порой недалеко ушла от свинарника. Если же хочешь чего-то достичь, не надо бояться грязи. При этом можно и запачкаться — не без того. Другие тоже пачкаются. И коль скоро ты видишь, какая грязь пристала к подошвам твоих ближних, можно и себе позволить малость грязцы. Тогда, если кто-то чего-то от тебя захочет, достаточно помешать грязь, чтобы поднялась хорошая вонь, и все умолкнут. Господину Киппенбергу тоже придется помалкивать, если дело дойдет до этого.

Кортнер реалист до мозга костей. Лизать профессорские башмаки и одновременно лягать конкурентов он выучился еще в молодые годы, в университете, когда шла драка за ассистентские места. Уже тогда это умение вошло ему в плоть и в кровь. Не то чтобы он так интриганом и родился, но просто, если хочешь чего-то достичь, иначе себя вести нельзя, разве что ты и впрямь из особо одаренных либо удачно явился на свет в семье врачей — всего лучше, сыном какого-нибудь главврача. А ежели кто из людей средних дарований тоже хочет чего-то достичь, ему надо своевременно овладеть искусством подставлять ножку либо закидывать петлю. Кортнер всегда знал: не бывает, чтобы некто делал карьеру подобно Киппенбергу и при этом сохранил чистую рубашку. Ничего не скажешь: к Киппенбергу долгое время нельзя было подкопаться. Зато теперь он его и подловил. Ждать пришлось долго, до этого дня. Сперва Кортнер осмыслил великую удачу, когда сидел в кресле у Ланквица: Киппенберг, оказывается, не только знал про их совместный отзыв, но и тематическую разработку, которую они сейчас обсасывают, тематическую разработку продержал два года у себя в сейфе. Едва Кортнер это уразумел, у него по жилам разлилось приятное тепло. Теперь он ничего не имеет против Киппенберга, теперь он даже готов его любить. Потому что они теперь на равных — он, Кортнер, и Киппенберг, эта ракета вертикального взлета. Если придется к слову, он еще даст Киппенбергу понять: все мы люди, все мы человеки, все рождены во грехе. И если Киппенберг будет разумно вести себя, с ним очень и очень можно подружиться.

Ни малейшего намека на то вызывающее спазмы в желудке раздражение, которое охватывает Кортнера, когда он сознает свое бессилие. С умиротворенной ухмылочкой слушает он, что талдычат люди Киппенберга о кардинальной проблеме: описание технологии, условия технологии наряду с рассмотрением вариантов. Кортнера не интересует ни качество сырья, ни побочные продукты, ни вопросы примененной методики анализа, ответ на которые следует искать в рамках основной проблемы…

Может, они и правы. Кортнер ничего не смыслит ни в термодинамике, ни в кинетике реакций и почти ничего не смыслит в таких характеристиках вещества, как коэффициент диффузии, коэффициент преломления либо энтропия. Пусть бьются над этим сколько захотят. Кортнер только усаживается поудобнее — и все тут. Страшно даже подумать, во что бы этот самый Киппенберг превратил научный институт, если бы он мог делать все, что захочет. Шефу тоже явно становится не по себе. Наш добрый Ланквиц здорово извивался перед Кортнером. У него вырвались замечания насчет промежуточных решений, поскольку текущие задачи не допускают уверток. Далее шеф отнюдь не без этих самых уверток дал понять, что у него связаны руки, а под конец даже намекнул, что под пресловутым отзывом стоит также и кортнеровская подпись.

Кортнера это все мало трогает. Его отдел — так дал понять шеф — не числит за собой никаких упущений по данному вопросу. И даже наоборот: в их сейфах почти полностью представлены все отчеты апробации. Это осуществила фрау Дитрих без его ведома. Ну и что ж, что без? Кортнер ведь не стал возражать. Короче, возглавляемый им коллектив свое дело сделал.