Кипрей-Полыхань

— Мало ли что говорила! Они летают. — Федорова мрачно шагала по пустому кабинету своего пустынного дворца. — Они в клуб ходят, чтобы глаза отвести, два–три танца отдежурят — и на свои посиделки

— Но это ведь прелесть — посиделки! — не удержалась Настя Никитична.

— Ты вот что, — сказала Федорова, — ты не виляй. Или ты наш человек, современный, целеустремленный, или ты их человек. На двух стульях здесь не усидишь… Письма, которые я подготовила, видела?

Настя Никитична пожала плечами, но кивнула.

— Согласна с содержанием?.. Я думаю, что согласна. Подпиши сама, а еще лучше — уговори одно письмо подписать своих школьников. Пошлем в «Пионерскую правду».

Настя Никитична, слушая все это, сидела в кресле, но тут она поднялась, подошла к двери и взялась за ручку.

— Я думала, ты от одиночества такая. Сердце держишь на людей оттого, что не приняли тебя. А ты, по–моему, просто очень плохой человек.

И вышла.

И стало ей легко.

Когда она проходила над обрывом, под которым теперь и днем дремала холодная осенняя вода, вспомнила ребятню, нырявшую здесь рыбами, вспомнила, как леталось ей с Финистом, раскинула руки, подпрыгнула — и перелетела за реку.

— Так, значит, я могу! — затрепетала от радости Настя Никитична. — Даже без крыльев.

Она разбежалась, подпрыгнула и полетела над полем, низко, сшибая ногами головки высохших стебельков.

Долетела до леса.

Лес уже пустил к себе небо, пронизан синевой. Листва лежала на земле, рябина рдела. Дрожала вода в маленьком озере, то ли от сквозняка, гулявшего меж стволов, то ли от предчувствия: завтра ударит мороз.

Утром Настя Никитична шла в школу по седым от инея травам. Мороз бороду по ветру распустил, лицо покалывало холодом, а Насте Никитичне было хорошо.

— Ребята! — сказала она ученикам. — Первый урок у нас физкультура. Будем летать.

Ребята переминались с ноги на ногу, поглядывали на форточку, а от учительницы отводили глаза.

— Разучились мы! — сказал Вася. — Давайте упражнения делать, какие всем положены.

— Ребята! — Голос у Насти Никитичны задрожал. — Ребята, неужто вы перепугались кошки? Я не со зла! Порядок хотела навести. — И тут учительница заплакала у всех на виду. — Может, попробуете…

— Пробовали, — сказал кто-то виновато.

Настя Никитична вытерла слезы, встала, и, вскинув руку, приказала:

— В шеренгу ста–но–о-вись!

Ребята выскочили из-за столов, построились.

— На–ле–во! За мной шагом марш!

Привела Настя Никитична свою гвардию к дому сестер Тьмутараканш.

— У вас на огороде капуста не убрана. Пришли помочь!

— Спасибо! — сказала Вера Тьмутараканьевна. — А еще зачем пришли?

— А еще пришли за советом, — сказала потише Настя Никитична. — Беда у нас приключилась. По неопытности своей лишила я ребятишек бесценного дара Кипрей–Полыхани…

Вера Тьмутараканьевна позвала сестер своих. Поговорили они меж собой, поглядели, как ребята капусту с корня рубят и складывают, как стараются угодить, позвали учительницу в дом.

— Своими силами мы не поможем. Да и никто в селе не поможет. Ступайте к Деду, который редьки не слаще.

— Когда нам к нему идти? — спросила Настя Никитична отважно, потому что не слыхала еще о таком и, где он живет и кто он, понятия не имела.

Сестры заулыбались:

— Нравишься ты нам, девушка… Чего ждать? Капусту уберете и ступайте. За реку, в лес. К Дубу.

О Дубе они сказали шепотом, и Настя Никитична поняла: дело их ждет серьезное. Вышла к ребятам, а они все уже возле крыльца.

— Задание выполнено!

— К Дубу нам надо! — сказала Настя Никитична.

Посерьезнели ребята, переглянулись.

— Идем? — спросила учительница.

— Идемте!

Ответили не без осторожности. Насте Никитичне не по себе стало, но не отступаться же, да ведь хоть жутко, но интересно!

Шли всю дорогу молча. Странно было Насте Никитичне слышать как столько детей, собравшихся вместе, молчат.

Дорога все время поднималась в гору. День выдался серебряный. Молочное небо, нерастаявший иней на полях. Лес в молочном тихом сиянии. Так, молча, они вышли, может, через час всего на открытое место. И увидели, как высоко они стоят теперь над всей остальной землей. Земля, серебряно светясь, уходила под серебряные облака неведомо в какие дали. А над пропастью стоял Дуб. Не больно велик и не больно толст, но видно было, что не земля его, а он сам землю корнями держит: его рвануть — всю землю потащить.

Возле Дуба их ждал человек. Ребята замерли. Настя Никитична не знала, как ей дальше быть и что нужно сделать. Она понимала — пришли туда, куда шли…

Человек повернул к ним голову, побежал глазами, а глаза были у него обычные, стариковские, потерявшие цвет и блеск, одного не потерявшие: ума. Если что и увидела Настя Никитична, так только то — умен человек, все он понимает и очень печалится. Поднял он руку, отер со лба пот или иней, не разобрать было, и, глядя Насте Никитичне в самое, видно, сердце, махнул рукой: идите, мол, ладно.