Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Вот и на борту «Рубена Симонова» Фрей наверняка занимается благородным спасением человечества. И его можно ненавидеть или презирать не более, чем пургу или убивший тебя камень, что свалился с высоты. Хотя надо опасаться и не выпускать из виду, как гремучую змею в доме.

* * *

Ресторан на «Симонове» был двухзальным. В первом была сооружена широкая стойка для шведского стола, второй зал был уставлен темными стульями, а стены его сдержанно разрисованы в стиле тридцатых годов. Кажется, это именовалось «артдеко». Завтракали в большом зале, каждый сам выбирал себе колбаску, гренки, сыр, мармелад, кашу, наливал кофе.

Кураев крикнул Андрею, что занял для него место. Андрей был ему благодарен. Казалось бы, пустяк, но в первый день не хотелось садиться за стол с незнакомыми людьми. Зал был неполон – некоторые еще не встали, но главное – половина, если не более, делегатов поднимутся на борт по ходу плавания. В Таллине, куда «Симонов» скоро придет, присоединятся эстонцы и латыши, в Гданьске – поляки, в Любеке – немцы и часть скандинавов.

Кураев был расстроен – ему попался курящий сосед по каюте. Андрей объяснил ему, как отыскать каюту Эрнестинского – может, удастся переселиться.

Андрей пошел к стойке, где один из поваров раздавал горячие сосиски. Он подставил тарелку и увидел второго повара, который вышел из белой двери, неся в руках два кофейника, и направился к столу рядом со стойкой, чтобы поставить их. Проходя мимо Андрея, он кинул на него взгляд.

Лицо не было знакомым – вчера на набережной волосы и лоб вора были скрыты козырьком, но глаза – почти желтые, наглые, кошачьи – Андрей узнал.

Официант остановил взгляд на Андрее, чуть-чуть дольше задержавшись на нем, чем положено – а впрочем, как положено? Официант был в белой сорочке с галстуком-бабочкой. Когда он ставил кофейники на стол, Андрей увидел, что кисть левой руки забинтована и пальцам трудно держать кофейник.

Больше официант не глядел на Андрея, он повернулся и удалился к белой двери за стойкой – именно удалился, потому что он был малоподвижен, как бы скован выше пояса… вчера на набережной этого не было. Может быть, это тоже следы встречи с квадратным молодым человеком?

– Эдик! – громко пробивалось сквозь шум в ресторане. Из кухни вора окликнул юноша в белой куртке с волосами, перетянутыми сзади резинкой: – Возьми сок!

Юноша протянул вору два графина с желтым соком.

Вор принял их, замешкавшись, чтобы получше ухватить, и вернулся в зал. Он отнес графины на столик, где стояла минеральная вода.

Андрей почувствовал облегчение оттого, что злоумышленник жив. Потом пришла тревожная мысль: «Лучше бы он меня не узнал».

Эдик с перевязанной рукой больше не смотрел на Андрея и скрылся за дверью.

И все же странно, что один из моряков – хоть и таких вот кухонных моряков – хватает на площади чемодан пассажира, а затем нагло возвращается на борт.

Миша Кураев доканчивал очередное яйцо всмятку.

– Это первый день, – сказала сидевшая с ними за столом маленькая круглая женщина, как выяснилось, редактор детского журнала по имени Дора Борисовна, – организм боится, что завтра не дадут пищи.

– Организм спешит растолстеть на халяву, – согласился Миша. – Организм у меня холостой и хочет наработать жирку на всю весну. Можно я тебе часть скорлупок переложу? А то официант подумает, что я лучший в мире пожиратель яиц.

– Нет, – строго ответила Дора Борисовна. – Научись наконец отвечать за свои поступки.

– Это не поступок, это преступление, – самокритично признался Кураев и поменялся тарелками с Андреем.

Дора Борисовна ахнула, глядя на такое невоспитанное поведение ведущего ленинградского прозаика.

Владимира Ивановича Иванова Андрей за завтраком не увидел, но вот толстый господин с надутыми младенческими щеками, в модном мешковатом костюме и слишком ярком галстуке к завтраку вышел. Андрея он, конечно же, не заметил. Толстяка сопровождал уже знакомый Алик, стриженный «под бокс», в той же квадратной куртке, и женщина средних лет, с полным красным лицом, взбитыми русыми волосами, крепкая, широкая в кости и мясистая телом. Придай такому лицу и телу маленькие круглые глазки – получилась бы свинья, но глаза у женщины были большие, серые, выпуклые, правда, какие-то сонные.

Толстый господин к стойке не пошел. Он сидел за столом, а квадратная куртка и пучеглазая женщина принесли ему завтрак и потом, по мере того как он наедался – очень быстро, неопрятно и жадно, – подносили ему все новые тарелки с колбасой, омлетом и даже кашей.

«Это мультимиллионер, – предположил Андрей. – Он главный спонсор сборища интеллигенции и за это приказал устраивать за завтраком шведский стол: для него в этом путешествии одна радость – обжорство».

У выхода из ресторана стояла Бригитта Нильсен и раздавала программки. Она каким-то своим, иностранным чутьем угадывала участников конференции, отделяла их, как зерна от плевел, от спонсоров и туристов, заполнявших прочие места на «Симонове». Андрей получил свою программку и выяснил, что первое пленарное заседание состоится в главном салоне в семнадцать часов, после отхода из Таллина.