Андрей не ответил. Забормотал мотор катера, взревел, и тут же его звук стал удаляться. Катер уходил в море.
Может, к острову Готланд, где живет хороший слесарь, а может, к островку в финских шхерах, где ждут надежные люди.
Снова пошел снег.
– Я умираю, – сообщила Антонина.
– Тогда вставай и пошли. – Андрей больше не смог бы протащить ее ни шагу. – Если будешь сидеть, то или замерзнешь, или простудишь придатки. Давай поищем гостиницу. Здесь на каждом шагу гостиница.
Они пошли вверх от моря и прошли в десяти метрах от тел Оскара и Алика.
Эпилог
Апрель 1992 г
В девяносто втором особняки из красного кирпича, схожие с долговременными оборонительными сооружениями, вылезшими на поверхность земли, подобно каменным грибам, были еще редкостью.
Так что особняк, убивший деревянную довоенную дачку на Школьной улице в Челюскинской, как раз рядом с Домом художника, обоснованно прятался в тени высоких сосен и старых яблонь. Лишь подойдя поближе, можно было увидеть красные стены с окнами только на втором этаже. Что происходит на первом – вам никогда не узнать, потому что владелец особняка обнес его двухметровым непроницаемым забором, а поверху пропустил три ряда колючей проволоки. Этому тоже сегодня никто не удивляется. Значит, у владельца есть что скрывать. Не все же возводить такие заборы вокруг цековских дач или вилл интендантских генералов.
Железные ворота, покрашенные в отвратительную зеленую краску – память о временах социализма, – открылись в три часа дня. Они пропустили внутрь потрепанный «Москвич-412», потом через двадцать минут там появилась «шестерка». Еще несколько посетителей приехали на электричке. Очевидно, люди, которые жили или гостили в особняке, не хотели привлекать постороннего внимания или были небогаты.
Внутри участка многое осталось, как было при старых владельцах дачи, – старые яблони, сливы, давно не дающие плодов, грядки с первой, вылезшей из-под стаявшего снега зеленью. И несколько высоких сосен.
Весна еще только-только пришла в Подмосковье, и потому, если бы не зелень сосен, участок казался бы пустынным и негостеприимным.
Очевидным новшеством была асфальтовая дорожка, достаточная для подъезда автомобиля, и площадка за домом, где эти автомобили могли отстояться.
А так – пустота и тишина…
Внутри особняка все было не доведено до конца – не докрашено, не дочищено, стояли какие-то конторские стулья, явно списанные за ненадобностью, по полу длинного коридора протянулась вытертая дорожка, в спальне первого этажа стояло несколько раскладушек – некоторые были накрыты солдатскими одеялами, некоторые пусты. На тумбочках, навевающих мысли о казарме или пионерском лагере, были забыты немытые тарелки, а из пол-литровой банки торчал высохший букет.
Дом был не то что нежилым, а полужилым. Будто там ютились командированные и уезжали, забыв за собой прибрать, а уборщица всегда пребывала в отпуске.
Но в особняке была одна комната, которая разительно отличалась от остальных.
Там стоял овальный стол, вокруг него – кресла, черные, изящные, приглашающие; на серебристых стенах – старинные гравюры в тонких черных рамках. Эта комната точно подходила если не по стилю, то по крайней мере по уровню благополучия стенам особняка. Она – настоящее, остальное – либо декорация, либо доказательство того, что житейские заботы обитателей или посетителей дома не интересуют.
Посетители того дня сходились в гостиной. Они были одеты различно, большей частью небогато и скромно, вели они себя также сдержанно, и лишь немногие из них подходили к столу в углу гостиной, на котором стояли бутылки с напитками и бокалы.
Можно отметить, что никаких правил поведения там не существовало – каждый вел себя как ему нравилось, но в общем царила сдержанность и, можно сказать, солидность, даже странная для столь разнообразного общества.
Кого-то ждали, поглядывая на часы.
Вошел высокий сутулый усатый мужчина в поношенном сером костюме и предложил садиться.
Рассаживались неспешно, на места, которые, как заметил бы внимательный наблюдатель, уже были давно распределены.
– Не нам заниматься фокусами или удивлять друг друга сюрпризами, – начал свою речь сутулый мужчина, – но сегодняшний день войдет в историю человечества как день большой радости, истинного свершения. Я не буду отнимать время у вас и лавры у тех, кто свершил почти невероятное. Прошу вас, входите.
И тут в дверях появились две женщины.
Старуха, правда, хорошо сохранившаяся и прямая спиной, и молодая, скорее моложавая, рыжая женщина с резкими чертами красивого грубого лица.
– Нам не надо представлять наших героев, – сказал мужчина. – Но я хочу, чтобы все смогли насладиться видом добытых ими сокровищ. – Сутулый мужчина сделал знак, подняв руку и щелкнув пальцами.
Женщины скромно расступились.
Вновь раскрылась дверь, и вошел человек в униформе, судя по всему – охранник. Он нес большой квадратный поднос.
Подойдя к столу, охранник осторожно поставил поднос так, чтобы все собравшиеся смогли разглядеть, что на нем лежит.