Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Стоя под фонарем у берега пруда, она понимала, насколько она беззащитна. В этом монашеском многопудовом одеянии ей и не убежать – любой догонит, и задушит, и кинет в пруд. Ведь только в первый раз трудно убить человека, а потом это становится таким же обыкновенным занятием, как приготовление яичницы. А почему яичницы? Какая такая яичница – она пахнет яйцами… это очень неприятный запах… Лидочке стало противно от запаха яичницы, хотя умом она понимала, что никакого запаха нет, – лес пахнул гнилью, холодом, водой… «Это у меня поднимается температура, – подумала Лидочка. – Мне надо спешить на танцы. Лучше всего танцевать, потому что, когда танцуешь, можешь прижаться к партнеру, и он тебя обязательно согреет. Господь создал мужчин только для того, чтобы они вытирали женщин махровыми полотенцами и высушивали их своим телом… Что я думаю! Остановись», – сказала себе Лидочка. Фонарь качался почти над головой, и собственная тень Лидочки совершала вокруг нее какие-то нелепые скачки.

Лидочка поняла, что никого она здесь не найдет, кроме собственной смерти. Но она заставила себя пойти дальше, она добрела до плотины между верхним и средним прудами. Верхний пруд был большим, идиллическим, со всех сторон он был окружен деревьями, которые росли на пологих откосах, и питался водой из ручья, который стекал по густо заросшему оврагу. Средний пруд, отделенный от него насыпной плотиной, по которой проходила дорожка, ведущая в лес, находился на более пологой и открытой местности усадьбы Трубецких. На том пруду сохранилась старая купальня, устроенная так, чтобы посторонние не могли увидеть за деревянными стенками господ, которые решили искупаться. Нижний пруд упирался в дорогу, ведущую от Калужского шоссе, и соединялся с другой системой небольших прудов, уже за забором усадьбы.

Сейчас, ночью, с плотины между верхним и средним прудами трудно было различить истинные размеры прудов, а нижний и вовсе был лишь сверканием искорок от далекого-далекого фонаря у въезда в парк.

Лидочка пошла по плотине, потому что это был самый удобный и прямой путь от погреба в лес. Она говорила себе, что далеко не пойдет – да и куда идти, – вот еще десять шагов… нет, еще пятьдесят… перейдет плотину, посмотрит, что там, – и повернет обратно. Было очень тихо – ветер стих, и сразу стало спокойно. Тишина была совершенная – куда более совершенная, чем полное беззвучие, потому что ее деликатно подчеркивал шепот дождевых капель. Вода была спокойной и ровной, но из-за дождевых капелек ничего не отражала. Чем ближе Лидочка подходила к дальнему концу плотины, тем явственнее доносился до нее новый непонятный звук – пустой и журчащий. И, только оказавшись на той стороне пруда, у скамейки, словно забытой в этом дальнем углу парка, она вспомнила, что это за звук, потому что была здесь днем: звук происходил от водяной струи, которая переливалась через край колодца, сооруженного посреди пруда и представлявшего не сразу понятное для непривычного человека зрелище. Поскольку трудно сообразить, почему в глади пруда, в трех или четырех метрах от берега, обнаруживается круглое метровое отверстие – отверстие в воде. На самом же деле это было простое приспособление для того, чтобы лишняя вода переливалась из верхнего пруда в средний.

Сообразив, что означает звук, и вспомнив о назначении колодца, Лидочка пересекла плотину, чтобы заглянуть в средний пруд – где же выходит там эта труба? Но ее не было видно. Значит, слив был ниже уровня воды в среднем пруду. Разница в уровне воды в прудах была не меньше пяти метров, значит, колодец среди пруда был глубже пяти метров. Лидочке почему-то захотелось убедиться в этом, она довольно долго искала на берегу камешек, чтобы кинуть в колодец, который привлекал ее невероятностью своего образа – круглая дыра в воде! А в воде не бывает дыр! Она кинула камешек, чтобы по звуку определить, какой глубины колодец, но звук падения до нее не донесся. Тогда Лидочка захотела заглянуть в колодец, но для этого надо было пройти метра четыре по воде. Или найти доску, чтобы перекинуть с берега… «Что я тут делаю? Чего мне дался этот колодец? – спохватилась вдруг Лида. – Разве я сошла с ума? Что мне от того, глубокий он или мелкий?» Но, задавая себе эти вопросы, Лида на них не отвечала – мы же не отвечаем себе на свои вопросы, если знаем ответ! И Лидочка знала – хоть и не формулировала для себя причину такого интереса к колодцу в пруду, – ее тянуло к нему, потому что она для себя решила задачу: где спрятать труп Полины. Она бы сбросила его в колодец – он был фантастичен, он был нелогичен, он был как пасть морского чудовища, которое требует человеческой жертвы. Как-то Лидочка читала о древнем многометровом колодце в Чичен-Ице. Конечно же, древние майя или ацтеки кидали туда невинных девушек – боги могли создать его только для жертвоприношений.