Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Если окажется, что он не сможет к тебе вскорости возвратиться, – сказал Теодор, – ты отправишься в будущее. Но сегодня я еще не могу сказать тебе наверняка…

– Он в лагере? Его арестовали?

– Может быть, ему придется оказаться и в лагере.

– За что? За что мы должны все это терпеть?

– У вас есть свобода выбора. А у них… – пан Теодор широким жестом показал на освещенные окна дома Трубецких, – выбора нет никакого. Они лишь подчиняются и погибают.

– Или убивают других, – ответила Лидочка.

– Чтобы в свою очередь погибнуть.

– Андрюша там мерзнет. – Лидочка вдруг смирилась с запретом, наложенным на ее мечты Теодором. Она поняла, что не переубедит и не разжалобит его. Теодор выполнял свой долг.

Жестом старого человека пан Теодор расстегнул плащ, вытащил большой светлый платок, вытер плешивую голову и пригладил кустистые черные брови.

– Я приехал сюда не из-за Андрея, – признался он. – Про Андрея я мог бы рассказать и в Москве. Ты не чувствуешь неладного?

– Здесь все неладно. Мне страшно.

– Вот видишь! – Пан Теодор был доволен, как врач, поставивший роковой, но точный диагноз. – Ты интуитивна. Не далее как вчера я встречался с другими хранителями времени. Мы пришли к общему мнению, что ближайшее десятилетие грозит России и всей Европе неисчислимыми бедствиями.

Лидочка смотрела на старика, не понимая. Какие бедствия для Европы, когда здесь убили Полину и пропал Александрийский?

– Напряжение временно€го поля превысило все известные нам величины, – сообщил пан Теодор скучным голосом.

– Вы знаете, что убили Полину? – спросила Лидочка. Она отчаянно всматривалась в лицо Теодора, надеясь увидеть в нем признание того, что он знает больше, чем хочет показать.

Но пан Теодор даже не удивился.

– Полина? Да, она погибла. Ее убили.

Он не смеет признаться, что ему тоже холодно, подумала Лида. Он же очень старый человек. Он приехал сюда из Москвы, а от Калужского шоссе, вернее всего, шел пешком по грязи. Но он исполняет свой долг.

– Вы пришли не ко мне? – догадалась Лидочка.

– Нет. Но я боялся, что ты можешь угодить в альтернативный мир.

– Этого не случилось?

– Нет, в альтернативном мире другие жертвы и другие преступники.

– Мне лучше не спрашивать? Вы все равно не ответите?

– Я спешу. Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем. Ты помнишь о том, что история имеет варианты? Существует магистральная линия развития любой цивилизации, и, пока она движется по этому пути, ее выживание и прогресс весьма вероятны. Но порой этот поезд ошибается на стрелке и попадает в тупиковый путь. И тогда мир может погибнуть.

– А как вы догадываетесь, какой из путей настоящий?

– Это вычисляется. И даже заранее. По нарастанию напряжения временного поля. Мы ни разу не ошибались. Не ошиблись и сегодня.

– А где гарантия того, что мы сейчас не на ошибочном пути?

– С чего ты решила?

– Вокруг меня погибали и погибают миллионы людей. А вдруг в другом мире, на другом пути они останутся живы?

– Не судите о мире по своему шестку, – сказал Теодор. – И ты, и я – маковые росинки. Речь идет только о судьбе Земли в целом. И Земля, несмотря на все страдания, должна выжить.

– Зачем нам все это знать?

– Вселенная во всех ее вариантах и отклонениях остается тем не менее единым организмом, масштабов и смысла которого нам не дано осознать. Поэтому нам, хранителям времени, остается лишь прослеживать основные ложные ветви и следить за тем, чтобы никто из наших людей не сгинул в тупиковом мире…

– Но это для нас с вами он ложный! А для них настоящий.

– Разумеется, – сразу согласился пан Теодор.

– Вы не знаете будущего?

– Нельзя увидеть то, что еще не случилось.

– Тем более вам не дано заранее определить, какой путь полезен, а какой вреден. Иначе получается суд, который заранее знает, что подсудимый виноват, и заранее вынес приговор.

– Есть объективные признаки ложного пути.

– Вы меня не убедили.

– Что ж. – Дождевая капля повисла на кончике носа пана Теодора. Он смахнул ее. – Надо кому-то верить. Нельзя прожить, никому не веря.

Лида вздрогнула от неожиданного всплеска воды в пруду. Теодор даже не посмотрел в ту сторону. Плащ его совсем промок, рука, сжимавшая край плаща, была мокрой и костяной, неживой.

– А почему появляется… альтернатива? – спросила Лидочка.

– Далеко не каждое событие рождает альтернативу, – ответил Теодор. – История гасит случайные очаги. У нее есть свои бактериофаги, которые убивают опасные девиации. Но порой ничто не может остановить раздвоения.

– И вы это чувствуете?

– Я думаю, что и ты чувствуешь.

– Значит, это Матвей, – уверенно произнесла Лидочка. – Матвей изобретает сверхбомбу.

– Мне пора уходить, – сказал Теодор. – Будь осторожна. Завтра станет ясно… И не простудись. Ты совсем больная.

– Вы сами простужены.

– Это будет тысячный в моей жизни насморк.

– Когда я вас увижу?

– Через день, через год, через сто лет… – Улыбаясь, Теодор сверкнул очень белыми зубами.

Он не шутил. И Лидочка с содроганием ощутила холодное прикосновение вечности.

Теодор ушел.

Незаметно, бесшумно. Лидочка растерянно обернулась – черная блестящая фигура командора замерла в десяти шагах, почти скрытая мокрыми ветками лещины.