Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Последнее слово прозвучало резко, и Лида хотела заткнуть уши, потому что такой Алмазов был беспощаден. Но почему он так сердился на нее, она совершенно не представляла. Его крики мешали сосредоточиться и вспомнить, что случилось. Кажется, был маскарад?

– Вы были освобожденный пролетарий, – сообщила Лидочка Алмазову.

– Давайте не будем валять дурочку, – сказал Алмазов. – Ты совершенно в своем уме. Будешь одеваться или мне тебя одеть?

Лидочка посмотрела на докторшу и поняла, что та не хочет встречаться с ней взглядом. Значит, ей тоже страшно! Лидочке стало жалко добрую Ларису Михайловну.

– Мне надо в уборную, – сказала Лида.

– Обойдешься ночным горшком! – воскликнул президент.

– Как так? – удивилась Лидочка. – Здесь?

– А мы поглядим! – Из президента буквально сочилась радость от того, что он мог унизить Лидочку.

– А ну отставить! – сказал Алмазов брезгливо. – Пускай одевается и идет, куда ей надо.

– А если она уничтожит улику?

– Ей же хуже, – сказал Алмазов.

– А такой худенький, – сказала Лидочка вслух, с сочувствием. Президент догадался, что она говорит о нем, и выругался, а Лариса Михайловна сказала:

– Постыдились бы женщин.

Президент хотел ругаться и дальше, но Алмазов сказал:

– Доктор права, не надо переходить границ.

– Выйдите, пожалуйста, – сказала Лидочка, – мне же надо одеться.

– Еще чего не хватало! – даже обиделся президент. Можно было подумать, что он играет в игру, а Лидочка все время норовит нарушить правила.

– Правильно, – сказал Алмазов. – Давайте выйдем, Филиппов.

– Ей не во что одеваться, – сказала Лариса Михайловна. – Все было мокрое и еще не просохло.

– Дайте ей свои туфли – у вас вроде нога побольше. Чтобы через три минуты она была полностью одета.

– Но ей же нельзя!

– Я это слышал, Лариса Михайловна. Но поймите – мы на работе, мы не в бирюльки играем. К сожалению, нам известно, что гражданка Иваницкая, надеюсь, не по своей воле, оказалась втянута в грязные интриги наших врагов. Так что шутки в сторону, Лариса Михайловна. Или вы нам помогаете и этим помогаете Лидочке, к которой я отношусь с симпатией. Или мы с вами будем вынуждены говорить иначе.

Лариса Михайловна поддерживала Лидочку, ведя ее по коридору к умывальной, а остальные шли сзади и громко разговаривали.

– Вы слишком либеральны, – сказал президент. – С ними так нельзя, товарищ комиссар.

– Дурак, – ответил Алмазов. – Зато она сама оделась, а теперь как ей доказать, что она больная?

Лидочка понимала, что этот разговор ведется специально, чтобы она его слышала и трепетала. А ей было все равно. Даже интересно – что же они подозревают? Будь она здоровой, испугалась бы куда больше, а сейчас она боролась с кашлем и головной болью и в конце концов не выдержала и, повиснув на руке Ларисы Михайловны, зашлась в приступе.

Краем глаза Лида увидела, как приоткрылась дверь в девятнадцатую палату и оттуда выглянула Марта. Лицо у нее было жалкое и испуганное, а из-за ее плеча выглядывал Максим Исаевич. Дверь захлопнулась…

* * *

Пока Лидочка была в умывальной, где докторша помогала ей привести себя в порядок, чекисты молча стояли снаружи.

– Что с ним? – спросила Лида шепотом.

– Ума не приложу! – слишком громко ответила докторша.

– Все в порядке? – спросил Алмазов с издевкой, когда женщины вышли из туалетной. – Полегчало? Тогда я предложу вам совершить маленькое путешествие.

– Я ее одну не отпущу, – сказала Лариса Михайловна.

– Ради бога, – сказал Алмазов. – Мы же не садисты. Если ваш медицинский долг велит вам сопровождать ваших пациентов куда ни попадя – сопровождайте. Только чтобы потом не плакать.

Филиппов рассмеялся высоким голосом.

– Скажите ему, чтобы перестал вилять хвостом, – сказала Лидочка.

Президент осекся – с надеждой посмотрел на Алмазова.

– Я прослежу за этим. – Алмазов засмеялся. – Да не обращай внимания, – сказал Филиппову, – не обращай. У тебя тоже будут маленькие радости.

Путешествие по лестнице, а потом по нижнему коридору было долгим. Лида шла и гадала – куда ее ведут. Оказалось – к Александрийскому.

– Может, вы вернетесь? – предложила Лида Ларисе Михайловне.

– Ничего подобного, – ответила та. – Вы у меня единственный пациент.

Она тоже догадалась, куда они идут.

Дверь к Александрийскому была раскрыта. В дверях стоял рабфаковец Ваня. Везет же Марте с любовниками, подумала Лидочка. А на вид – фанатик физики.

– Как он? – спросил Алмазов.

– Терпимо, – сказал Ванечка.

Александрийский сидел в кресле, закутанный в плед и схожий с очень старой вороной, – никакого Вольтера в нем не осталось.

Он неуверенно повернул голову в сторону Лидочки.

– И вас привели, – сказал он.

– А чего вы ожидали, Павел Андреевич? – удивился Алмазов, входя в комнату. – Мы же не дети, мы занимаемся серьезными делами.

Он оглядел комнату.

– Уютно, – сказал он, – мебель княжеская. Мне такую пожалели. Придется поговорить в Президиуме – о кураторах надо заботиться.

Алмазов умел менять тон и улыбку столь стремительно, что за ним не уследишь, – он всегда опережал тебя.

– Проходите, Иваницкая, – сказал он, – садитесь на стул. Как вы себя сейчас чувствуете, профессор? Присутствие доктора не требуется?