– Обойдусь, – сказал профессор и спросил у Лидочки: – Как вы себя чувствуете? Вам надо лежать.
– Кому лежать, а кому стоять, где лежать и стоять, с кем лежать и стоять – решаем здесь мы!
– Решает Господь Бог, – сказал Александрийский.
– Все его функции на Земле взяло в руки наше ведомство, – сказал Алмазов совершенно серьезно. – Итак, все посторонние, покиньте помещение. Лариса Михайловна и Филиппов – вы останетесь в коридоре и следите друг за другом – чтобы не подслушивать! – Алмазов опять рассмеялся. – Ванечка, побудьте на улице, у окна, чтобы никто не приблизился.
– Слушаюсь, – сказал Ванечка. – Одеваться?
– Оденься, может, потом придется погулять по парку.
Когда комната опустела, Алмазов подошел к двери и плотно ее закрыл.
– Ну вот, – сказал он, – теперь остались только свои. Замечательно… – Он широко взмахнул руками, как бы ввинчивая себя в кресло, впрыгнул в него. Он был игрив. – Я собрал вас, господа, для пренеприятного известия – к нам едет ревизор. Ревизор – это я, поросятушки-ребятушки. А вы будете говорить мне правду. Первое, что мне нужно: узнать, как в вашем дуэте распределяются роли и кто, кроме вас, здесь работает.
Лидочка начала чихать – ее зябко трясло. Алмазов терпеливо ждал.
Потом сказал только:
– Ну, сука!
– Вы не имеете права!
– Помолчите, профессор, вы мне уже надоели – вы слишком типичный. Честно говоря, мне жалко Иваницкую. Она хороша собой, она молода, я был бы рад взять ее себе, но боюсь, что не рискну. – И уже обращаясь к Лидочке: – Мне надоела ваша подружка Альбина – она обливает меня слезами и соплями, ну сколько можно! Пришлось даже показать ей сегодня приговор ее супругу – по крайней мере она не выйдет из комнаты.
– Ой! – сказала Лидочка. – Как вы смели так сделать!
– Не жалейте ее, она слабый человечек, и у нее не было выхода. Она была обречена с самого начала. Выход, который я ей предложил, – наилучший. Я освободил ее от мужа, от чувства вины перед ним. Она боялась, что я сдержу свое слово и освобожу ее мужа, больше всего остального. Потому что ее муж по правилам игры, в которую она играла, должен задушить ее как изменницу. А она очень хотела жить. Теперь же она порыдает еще недельку и найдет себе нового мужчину и новую жизнь. Я к ней замечательно отношусь и надеюсь, что именно так и случится. Если, правда… – Тут Алмазов сделал довольно долгую паузу и совершенно неожиданно закончил фразу так: – Если вы, конечно, не потопите ее, как члена вашей контрреволюционной группы.
– Как так? – не понял Александрийский.
– Иваницкая, – обратился Алмазов к Лидочке, – скажи, деточка, как к тебе попал мой револьвер? Мой револьвер?
Лидочка ждала такого удара. Несмотря на болезненное состояние, она поняла, что именно в револьвере и заключается главнейшая угроза. Это вооруженный заговор, это кража оружия… Лида в панике обернулась к профессору. Неужели они сделали тут обыск или запугали профессора?
– Не смотрите, не смотрите, – усмехнулся Алмазов. – Подсказки не будет. Где револьвер?
– Какой револьвер? – сказала Лидочка, стараясь выглядеть невинно оскорбленной.
– Послушайте, граждане, – сказал Алмазов. – То, что сейчас происходит, – часть неофициальная, так сказать, дивертисмент. По сравнению с тем, в чем я вас подозреваю и буду обвинять, – это пустяк. Но я хотел бы, чтобы вы поняли всю важность этого пустяка для вас лично. Для вас обоих. Альбиночка рассказала мне, что вы, находясь у меня в комнате, куда были ею приглашены, увидели кобуру, которую я легкомысленно, скажем, как последний дурак, оставил висеть на стуле. Несмотря на просьбы и мольбы Альбиночки, которая боялась, что подозрение падет на нее, вы взяли револьвер, а я, виноват, не спохватился до сегодняшней ночи. Должен отдать вам должное – вы не производите впечатления преступницы, хотя отлично знаю, что это совсем не аргумент в юриспруденции.
Алмазов замолчал и задумчиво почесал ровный пробор, словно исчерпал известные ему слова и теперь вынужден искать новые.
«Господи, маленькая мерзавочка! – думала Лида. – Зачем же ей было обвинять меня – единственного человека, которому она сама верила… а верила ли? Я же вчера ее перепугала, потому что не вернула пистолет. И она поняла, что ей предстоит допрос – и Алмазов, конечно же, доберется до правды… и тогда она придумала почти правду, в надежде, что он поверит… и чего я сержусь на это существо? За что? Что она могла поделать?…»
– Вы не хотите мне отвечать, – вздохнул Алмазов. – И не надо. Считайте, что все обошлось, я вам поверил и сам решил нести ответственность за потерю именного оружия. Ради ваших прекрасных глаз я готов пойти на плаху. Верьте… а я вам расскажу другое. И может быть, вы умеете складывать два и два – и когда сложите, сообразите, что вам делать дальше. Только не вздыхайте и не делайте вида, что вам плохо. Вы меня внимательно слушаете?