Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Быстро, – приказал Алмазов президенту. – Любое теплое пальто! Я там видел на одной гражданке бурки – она в библиотеке сидит. На полчаса. От моего имени; а она пускай почитает газеты, очень полезно.

Президента как ветром сдуло.

– Вы намерены идти на улицу? – спросила Лариса Михайловна.

– А вы тоже бегите одевайтесь, вы нам можете понадобиться. Быстро. Ну вот, – Алмазов улыбнулся, – бегать они уже научились – все-таки пятнадцать лет дрессировки.

– Почти все дрессировщики плохо кончают, – сказал профессор.

– Помолчите, пророк! – отмахнулся Алмазов. – А вы, Иваницкая, расскажите, как вы узнали о смерти Полины.

Прежде чем Лида успела уложиться со своим рассказом, прибежал президент с лисьей шубой и бурками – такой шубы Лида раньше даже не видела. Затем вернулась Лариса Михайловна. Чтобы не привлекать внимания, Алмазов велел президенту открыть заднюю дверь. Но их все равно увидели, к окнам приклеились десятки лиц. Среди них наверняка и владелица шубы. Бедненькая, что у нее в душе творится!

Вся группа остановилась возле погреба. С утра дождь перестал, хотя было по-прежнему пасмурно и дул ветер. Блин желтой глины был гладок. Все следы затянуло.

Алмазов сам залезал в погреб, потом гонял президента за переносным фонарем. Лидочка впервые увидела погреб при свете. В грязной стоячей воде утонул широкий, разношенный туфель Полины. Алмазов велел Ванечке нести туфель с собой, и тот нес его брезгливо, обернув каблук в сомнительной свежести носовой платок. Потом Ванечка вытащил баул, наполовину наполненный мокрой одеждой. Лидочку знобило, но было терпимо, только хотелось отдохнуть.

Процессия спустилась к пруду.

– Вот здесь он ее нес, – сказала Лидочка. Алмазову не надо было показывать на желтое пятно на дорожке.

– И где же труп? – спросил Алмазов, когда они дошли до берега пруда. Здесь он задавал вопросы, и все беспрекословно подчинялись. Даже Александрийский, который шел, опираясь на руку Ларисы Михайловны. Когда останавливались, она мерила ему пульс и один раз дала пилюлю.

– Да перестаньте с ним нянчиться! – вырвалось у Алмазова. – Он здоровей нас с вами.

– К сожалению, даже вы никогда не сможете убедить меня или другого честного врача в состоянии сердца Павла Андреевича, – сказала отважная Лариса Михайловна. Алмазов сардонически усмехнулся.

На плотине Алмазов вышел вперед. Как пес, почуявший дичь, он махнул рукой, приказывая остальным отстать.

– Здесь, – сказал он вдруг, отыскав глазами Лидочку. Он как бы назначил ее помощником по следствию. Лидочка молча кивнула.

– Значит, он приволок ее сюда… – Алмазов велел всем оставаться на месте и сам вышел на плотину, глядя по сторонам. – Вот он присел – еще одна царапина на земле – еще желтое пятно… – Алмазов пошел быстрее, как по следу, потом остановился… Он уже был совсем близок к колодцу, в который со всех сторон круговым водопадиком стекала вода.

Две утки, что остались зимовать на пруду, подплыли к Алмазову, уверенные, что он принес им гостинец.

– Здесь, – сказал Алмазов, показав на пруд. – Надо пройти сетью. Филиппов – на полусогнутых, быстро! За сетью!

– Почему здесь? – спросила Лида.

С ней Алмазов был согласен разговаривать.

– Видишь, какие глубокие следы, их даже размыть не смогло. Он сюда ее тащил, вон трава как смята – это же элементарно.

– Нет, – сказал Ванечка-рабфаковец, – тут мелко.

– Зачем же ему было тащить труп сюда, – сказала Лида, – если у ближнего берега глубже?

– Справедливо, – сказал Алмазов.

– Мне бежать или погодить? – спросил Филиппов.

– Погоди.

Алмазов метался по берегу, как собака, потерявшая след. Он понимал, что решение близко, что надо сделать еще усилие…

– Стоп! – закричал он радостно. Так, наверное, кричал Ньютон в яблоневом саду. – Ну и дурачье! Ведь никогда бы не нашли! Филиппов, нужны две доски покрепче. Две, понял?

– А там есть, – сказала Лидочка, – вон плавают.

– Отставить две доски! Одну доску и крючья – крепкие крючья.

– С какой целью, товарищ Алмазов?

– С целью вытащить труп из этого колодца. И учти, что труп может лежать довольно глубоко. Если крючьев не найдешь, будь готов, что тебя опустят в колодец на веревке. Понял?

Президент съежился, представив себе, что будет, если его опустят в колодец. И побежал.

– И он послушно в путь потек, – осклабился Алмазов, – и утром возвратился с ядом.

Президента не было долго – минут пятнадцать. Все замерзли, кроме Лидочки, у которой была замечательная лисья шубка. Алмазов не спеша осматривал местность, порой нагибался, искал в мокрых листьях…

– Дурак, – сказал он вдруг. – Дурак, если решил ее убить. Мы бы ему все простили… за бомбу. Любую биографию бы ему сделали. Вы мне верите, профессор?

– Верю, – сказал Александрийский. – Но и для вас есть пределы, за которые вы не станете заходить. Зачем вам рисковать ради абстрактной бомбы собственной жизнью?

– Что меня могло остановить? Поезд Троцкого? Он бы еще глубже сидел на крючке.