Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9

– А этот был? – спросила одна. Лидочка догадалась, что вопрос касался Осетрова.

– Такой высокий, седой, красивый. Ты не заметила?

– Нет. Как жалко.

– Мне его Сонька показала. Она его ненавидит.

– Еще бы, лучшая Аленкина подруга.

– А я думаю, что дело в ревности.

– Ну как наша Сонька может ревновать? Пора уж отдавать себе отчет…

– Любовь зла.

– Ты перепутала – это коза полюбила.

Девушки засмеялись.

– А он еще ничего, сохранился, – произнесла одна из них.

– Не соблазняй меня. Я его не видела и не увижу. А правда, что он был секретарем ЦК?

– Не исключено.

– Ну, тогда у Аленки не было шансов.

– А что, если он ее убил?

– Ты что, офигела?

– Ты же знаешь Аленкин характер – что схватила, то мое! А тут пролетела. Он понял опасность и убил ее.

– Она таблеток наглоталась. Это медицинский факт.

– Для кого-то факт, а для кого-то и нет.

– Ты что-то знаешь?

– Если бы знала, била бы во все колокола.

– Ты романтик.

Автобус выехал на Садовое кольцо и, застревая в пробках, пополз к площади Восстания. Интересно, ее переименовали или нет? В переименованиях, охвативших Москву в последние годы, чувствовался элемент игры. Почему-то надо было отнять улицы у Пушкина и Чехова или, допустим, разделить улицу Горького на две – Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую, внеся этим разброд в умы почтальонов и полную растерянность в воображение приезжих, которые не могли понять, на какую же улицу попали. Но эта твердость в возвращении к временам солидным, православным и даже царьгороховым никак не мешала благополучно существовать могучему кусту Коммунистических улиц, переулков и тупиков на Таганке, Пролетарских, Комсомольских и других порождений большевистского ума. Видно, борьба с Чеховым требовала меньшего гражданского мужества, чем сражение с коммунизмом.

Тем временем разговор подружек на заднем сиденье перешел, как и следовало ожидать, к темам куда более актуальным, чем смерть Аленки Флотской.

– Мне Татушкина говорила, что на Петрика было покушение.

– И что тебе еще эта раззява говорила?

– А что, неправда?

– Об этом лучше не болтать.

– На него наехали?

– На нем висит полмиллиона баксов.

– И не испугался приехать в крематорий?

– Он любил Аленку.

– Значит, наезжали?

– Кто-то, я тебе не буду говорить кто, нанял бандитов. Была разборка, Петрика хотели пришить, но Лариска, та телка, которая с ним сегодня была, его вытащила из-под огня.

– Как Анка-пулеметчица?

Женщины засмеялись. Лидочку подмывало желание обернуться и посмотреть на существ, которые милыми голосами вели такую неженскую беседу. Чувствовалось, они готовы были сами взять автоматы и тут же открыть стрельбу от живота.

– Он собирается рвать на Запад, у него все туда переведено.

– Так он тебе и сказал.

– Каждому жить хочется.

– Тогда они его достанут.

– А может, и не достанут.

Лидочка еле дождалась того момента, когда автобус остановился возле дома на Васильевской. Она поднялась и смогла рассмотреть тех собеседниц, которые только что обсуждали судьбу Петрика. То есть Алика Петренко.

Обыкновенные женщины тридцати с лишним лет, одна из них заметно растолстела и лет через десять станет грузной матроной, вторая, видно, всегда была худенькой, а теперь усохла. Но обе в шубах, перстни на пальцах, схожие сумочки с позолоченными замками и пряжками. Скучные личности, чьи-то жены. Для них самоубийство Аленки и покушение на Петрика – величайшие события года и в то же время обыденность жизни.

В квартирке было чрезвычайно тесно, составили все столы, соединили их досками, скатерти были разномастные, посуду принесли от соседей. Вилки и ножи собирали по всему подъезду, да и обитатели этого подъезда толклись на кухне, зарабатывая право на участие в поминках хозяйственными заботами. Кое-как втиснулись за стол, кому не хватило места, сидели на табуретках в коридоре или теснились в прихожей. Петрик, конечно, не появился. Но все равно Лидочке казалось, что центром внимания остается он – до Алены дела никому не было, за исключением Сони, Татьяны да самой Лидочки.

Роза помогала на кухне, потом носила блюда с нарезанной колбасой, сыром, зеленью и холодными цыплятами. Лидочка сидела напротив большой фотографии Алены над диваном. Ветер взъерошил Аленке волосы, и она пыталась удержать их обеими руками. Очень удачная фотография. Какие у нее были хорошие зубы!

Алена все более становилась абстракцией – это могли быть поминки, а мог быть и десятый юбилей смерти Пушкина, собравший лицейских друзей помянуть великого поэта, хотя никто его таковым не считал, потому что он не сделал карьеры и глупо погиб на глупой дуэли, в которой сам был виноват, о чем можно прочесть в истории Кавалергардского полка.