Тут Табал оказался в затруднительном положении. Как правитель он не мог отказаться от слушания. Поразмыслив, он по тропинке съехал со скалы, взяв с собой не более сотни меченосцев и всех хранителей закона и советников. Они устроили суд на берегу реки. Бывалый солдат Табал должен был стоять и отвечать на убедительные доводы Ахеменида, сидевшего на камне. По закону персов обвиняемый имел право представить в качестве доказательств любые свои благородные поступки. Если добро перевешивало зло, его могли оправдать. Табалу удалось сослаться на многочисленные проявления храбрости, умное предводительство в сражениях и спасение нескольких жизней.
— Я слышал свидетельские показания, — заверил Кир слушавших судей. — Как военачальник германиев, Табал не причинил никакого зла. Однако, — продолжал Кир, — как к правителю к нему есть много претензий.
Доблестный германий выпрямился во весь рост:
— Что еще за претензии?
Загибая пальцы, Кир перечислил:
— Плохое управление земледельцами, гончарами, рыбаками, ткачами, кузнецами, торговцами, пастухами и каспийцами.
Оказалось, что Табал мог припомнить лишь незначительную пользу, принесенную им этим людям. Местные каспийцы оставили его земли. Хорошо об этом осведомленный, Кир терпеливо все выслушал и вынес свой вердикт:
— Как военачальнику, этому человеку нечего поставить в вину. Как правитель народа, он не проявил внимания к благу тех, кто от него зависит; по своей глупости он не смог указать им лучший путь, из-за него они пострадали.
Слушавшие хранители закона не возражали против этого суждения. Кир объяснил меры, которые должны были помочь германийским фермерам. Особенно убедительно говорил он об отсутствии отвода воды из рек. В конце слушания Табал изменил свое отношение; он попросил Кира войти в его город и за пиршественным столом рассказать ему лично о других своих предложениях. После этого события простой народ в племенах стал звать Кира «царем народов».
Объезжая свои территории, Кир спрашивал всех вождей, зачем нужно каждый год посылать лошадей и «луки» — верховых персидских лучников — на службу царю Астиагу? Почему персы должны служить мидянам? Лучше бы им служить самим себе, указывал Кир.
И от приморских земель до Соленой пустыни стало известно, что сам Кир отказался посылать нисайских скакунов и лучников из Трех племен в Экбатану.
— Тот, кто правит, — с горечью сказал он Митрадату, — никогда не сможет доказать правоту, пока не достигнет своей цели.
— Твоему отцу это было прекрасно известно. Показывая, как он слоняется без дела в саду и боится Астиага, он на самом деле становился щитом, защищавшим от вторжения его народ. Так ли мудра твоя цель?
Кир подумал, что калека вникает в суть лучше здорового и сильного мужчины, но понимал, что Митрадат верен не ему самому, а традиции персов.
Все годы в начале своего правления новый царь Аншана отказывался посылать лошадей и людей в дань Мидии. При этом он никак не раскрывал своей цели. В действительности это была не более чем мечта — поднять мятеж иранских племен против ярма Астиага. Он чувствовал силу в разрозненных народах, несших это ярмо; они были как множество сильных лошадей, впряженных в колесницу. Если бы только они могли разорвать непрочные поводья!
Однажды, когда наступил нисан, месяц молодой травы, у ворот Парсагард, где Кир воздвиг две известняковых плиты, появился глашатай Астиага. На этих плитах Кир хотел вырезать изображения двух духов-хранителей, но, как и Камбис, не мог решить, какие священные духи защищали его дворец. Глашатай Абрадат, глава совета, пришел без подарков, но с двумя бородатыми писцами, которые должны были записать каждое произнесенное слово. На его длинном жезле блестел золотой орел, расправивший крылья. Молодой и решительный глашатай звонким голосом передал послание.
— Сегодня, в первый день нисана, — повторял он по памяти, — приказание великого царя, царя земель, всех мидийских племен, Армении, Гиркании, манна, урартов, эламитов… — И Абрадат продолжал перечислять народы, подвластные Астиагу. А заканчивалось послание так:
— Приказание Киру, царю Аншана, предстать пред очи его господина Астиага до последнего дня месяца нисана.
После того как писцы записали его слова, молодой глашатай подошел вплотную к трону Кира в зале приемов, до сих пор не покрытом крышей.
— Слишком давно Астиаг хочет поприветствовать тебя, — спокойно сказал он.
При этих фальшивых словах ярость охватила Кира.
— Узрев меня, он забудет о приветствиях! — вскричал он.
Глашатай помедлил:
— Таков твой ответ?
— Да, — сказал Кир.
В тот месяц он не выезжал из своей долины. В теплые летние деньки появился иудей-купец, когда-то предлагавший Кассандане царский пурпур. На этот раз он отыскал ее в отдельном дворце и выразил свое восхищение ее новым великолепием — словно лилия в поле! Предложив ей редкие драгоценности по дорогой цене, он склонился пониже и шепотом передал новости с северной дороги:
— Я обогнал войско мидян, их поступь разносилась вокруг, как рев прибоя. Да, они двигались на юг, и Гарпаг, повелитель мидийского войска, ехал с ними.