Кира

Холодом могильных камней веяло от этих слов. Сама патетика выступления не оставляла и тени сомнения в серьёзности сказанного.

Сергей Дмитриевич, всю жизнь свою проработавший со студентами, хорошо знал настроение молодёжи и был уверен в ней. Студенты всегда были мятежными. Они хорошо принимали новое, не было в них косности, они были приверженцами глобальных изменений патриархальности российской. Он видел сейчас такой подъём энтузиазма, такую веру в Ленинскую идею построения нового, справедливого для всех социальных слоёв общества, что думать о возможности противостояния было, по крайней мере, смешно, если бы тема доклада не была бы так печальна.

С чувством тоски, вызванной ещё неосознанным страхом, покидал Сергей Дмитриевич Москву, и теперь, сидя в своем уютном купе, он размышлял о том, как доложит своим коллегам об итогах совещания.

– Чайку просили? – пропела низким грудным голосом проводница.

– Да, да, спасибо, милая, – поблагодарил Сергей Дмитриевич её, принимая душистый чай.

Колёса размеренно стучали, каждый глоток волшебного напитка расслаблял озабоченного ректора, по телу разливалась приятная истома, и Сергей Дмитриевич подумал: «В конце концов, одно выступление на совещании – это ещё не мировая катастрофа. И потом, этот офицер НКВД ни с чем другим и не мог прийти, как со специфической информацией».

Несколько успокоившись, он быстро уснул.

Таксист

Московский вокзал в Ленинграде встретил его обычной летней суетой. Небольшая группа пионеров в белых панамках и горячем багрянце пионерских галстуков весело что-то обсуждала. Они, очевидно, отъезжали в летний пионерский лагерь. Бабушки и мамы зорко бдили за своими непоседливыми отпрысками, которые обычно избирали самые опасные маршруты, рассыпаясь капельками ртути по перрону.

Сергей Дмитриевич любил эту обыденность, находя в ней особую прелесть жизни.

По небу, словно большие корабли, плавали тучи. Солнце, отчаянно пробиваясь сквозь них, коротко изливало тепло на мокрую от дождя землю.

«Узнаю тебя в твоей мятежной неповторимости, дорогой мой Ленинград», – улыбнулся Сергей Дмитриевич.

Перемена погоды никак не расстроила его, скорее наоборот, обрадовала. Чисто умытые дождём набережные, сверкающие маленькими зеркалами луж на тротуарах, свежесть влажного воздуха – всё это было более приятно для коренного ленинградца, чем непривычная жара, которая делала воздух тяжёлым от испарений и непереносимым.

Предупредительный таксист распахнул дверцу машины перед пассажиром, осведомившись о маршруте, лихо развернулся на площади и помчался по Невскому проспекту.

– Из Москвы? – поинтересовался водитель.

– Да, был в командировке, – рассеянно ответил Сергей Дмитриевич.

– Как столица поживает?

– Ах, отлично. Москва как Москва. Неповторимо красивый город всё же.

– Да, – улыбнулся таксист. – Был я в Москве. Знаете, что меня поразило? Кремль! Это же надо такую красоту создать. Какие чувства надо было иметь, чтобы так построить этот кремль! Оставили наши предки такую память о себе! Что наше поколение после себя оставит? Будут ли наши правнуки нами восхищаться так?

Сергей Дмитриевич был удивлён неожиданной темой разговора.

– Да вы, молодой человек, философ! – заметил он.

– Да нет, – вдруг смутился водитель. – Я так думаю, можно много чего не знать и не понимать, а вот красивое чувствовать – это каждый может. Красота, она красота и есть! – и, вконец смутившись незрелостью собственных суждений, замолчал.

– Отчего же вы замолчали, молодой человек? Это очень интересно. Говорите, что значит чувствовать красоту? Что для вас, к примеру, красота?

– Я не очень образован, – серьёзно сказал таксист, – но для меня красота – когда то, на что я смотрю, соответствует всему тому, что этот предмет окружает. Ну, например: высокая синь неба, Нева спокойно несёт свои воды, белые облака плывут в небе и отражаются в реке, по который плывёт белый пароход. И этот пароход дополняет картину, которую вижу я, и украшает её. А если вдруг вместо парохода будет плыть какая-нибудь коряжина, она всё испортит. Ну, я не знаю, смог ли я объяснить, как чувствую…

– Да, – сказал Сергей Дмитриевич. – Вы отлично это сделали, и то, что вы сказали, сейчас очень важно для меня.

Машина притормозила.

– Мы приехали, – сообщил водитель

– Рад был познакомиться, – Сергей Дмитриевич протянул молодому человеку руку, назвав себя.

– О! – ещё больше смутился таксист. – А я слышал о вас. Вы ведь архитектор и выступали в защиту памятников старины, которые новые власти хотели снести. Да?

– Да, это так.

– Спасибо вам, – вдруг горячо сказал водитель. – Многие думают, что простому народу всё равно, стоит, к примеру, Сокольнический Собор или нет. А нам не всё равно. Он должен стоять, потому как строил его простой народ, и в нём – надежда вечная на лучшую жизнь!