Кира

– Лена, Леночка, – волнуясь, торопливо начал говорить Яков, – я хочу тебе сказать сейчас очень важное для меня. Я бы никогда не решился, никогда, понимаешь, сказать тебе, что ты для меня значишь. Я, быть может, только и сейчас обнаружил в себе это, я даже не знаю, как это назвать. Но я вдруг ощутил в себе страх за тебя, мне мучительно думать, что я тебя подставляю под удар. Молчи, ничего не говори. Слушай. Ты должна понять, что я сам, сам опасаюсь Ивана. Я не уверен, что мы оба на правильном пути. Я сегодня утром долго размышлял, кто я есть. Я размышлял над своими поступками, над своим статусом в вашей среде. Да, я знаю, я слепой и ничтожный человек, боящийся признаться в своих слабостях. Да, я всегда знал, что я не так хорошо воспитан и образован как ты, как Рим, как Артём. В вас есть то, что раздражает таких как я. Что мы можем противопоставить вам? Только наше пренебрежение ко всему тому, что вы делаете и делаете лучше нас. Да, да, это правда, – остановил он нетерпеливый жест Елены. – И, пожалуйста, не перебивай меня. То, что я скажу теперь, я уже никогда и никому не скажу. И я не переменюсь, Лена. Я всегда буду таким, какой я есть. Даже если я перечитаю всё, что читала ты. Ведь дело в том, что всё надо вкладывать в человека с самого раннего детства, как прививки против болезней: сказки Пушкина, стихи Жуковского, Державина или Лермонтова и их поэмы – это прививка против пошлости и серости. Нас много таких, как я. Мы не видели с детства ничего, кроме грубости и нищеты. Ты вот мечтала стать художницей с детства. А я мечтал о тишине и покое, и о куске хлеба. И в архитектуру я, знаешь, как пришёл? Я им говорю, что у меня таланта нет, а они мне: «Какой к черту талант?! Нам архитекторы из наших нужны, из рабочей среды. Выучишься, и талант придёт». Я и пошёл, и выучился, и понимаю, что только революция дала мне возможность встать рядом с вами. И я буду ей служить верно.

Я уверен, что только мои дети, возможно, достигнут вашей человеческой высоты. Он замолчал.

Елена была потрясена. Этот всегда во всё встревающий Яков, навязчивый и глуповатый, этот Яков способен на такую глубину чувств?

– Знаешь, Яша, повод для нашей встречи трагический, но я рада, что смогла лучше тебя узнать. И ещё я рада, что ты оказался человеком. Спасибо тебе.

Они стояли, крепко держась за руки, словно заряжая друг друга такой необходимой им сейчас энергией.

– Яков, брат! Смотрю и глазам своим не верю, – говорил высокий молодой человек, вышедший из притормозившей машины. – Ах, ну ты и хитрец же. Подумать только, наш аскет, наш женоненавистник и с такой красавицей! Смотрю и думаю: что это за пара такая влюблённая? Ну, Яков! Ну, что ты стоишь? Познакомь меня с девушкой!

Растерявшийся от такой неожиданной встречи Яков засуетился.

– Яков, не нервничай, – насмешливо продолжал Иван, разглядывая Елену.

Она решительно протянула ему руку, Иван ловко перехватил её пальцы и галантно раскланялся. Яков фыркнул и покрутил головой.

– Елена, – улыбнувшись, представилась девушка.

– Иван.

Оба внимательно разглядывали друг друга.

«Пожалуй, красив. Худощав, но крепок. Хорошо сложен. Короткая фигурная стрижка сделана хорошим мастером. Одет со вкусом. В лице ничего такого, чтобы выдавало в нём монстра или брутального психопата».

«Красива, ничего не скажешь. Что она нашла в Якове? Не понимаю».

Затянувшуюся было паузу, становящуюся уже неловкой, прервал Яков:

– Мама нас ждёт. Идём, Иван! Леночка, конечно, с нами.

Это не был вопрос, это было утверждение.

– Конечно, с вами, – тряхнув кудрями, засмеялась Елена.

Ей стало легко и весело. Грановские, да и Яков, так пугали её, так предостерегали от встречи с Иваном, что она внутренне была готова увидеть нечто ужасное, уродливое. А он, вот он, нормальный человек, даже более чем приятный, и с ним определённо возможен диалог.

Уже войдя в квартиру и пропустив вперёд Ивана, навстречу к которому бросилась маленькая седая женщина, Яков, придержав Елену за локоть, сказал:

– Не обольщайся, будь осторожна!

Стол был накрыт празднично, по-русски традиционно: гости приглашены на воскресный чай, а попали на пир с множеством различных салатов и холодных закусок. И уж, конечно, вот она, тоже традиционная бутылочка с вишнёвой наливкой. За таким столом сидят целый день, разговоры ведут, медленно наливочку тянут. А уж чай-то придёт позже, да с пирогами, шанежками и бубликами, на всякий вкус.

В комнате стоял возбуждающий аппетит запах, и вообще было очень уютно и чистенько.

– Мама, посмотри на нашего тихоню Якова. Я уверен, ты ведь тоже ничего не знала о Елене. Нет же?

Мать счастливо улыбалась и гладила Елену по руке. Ситуация была невероятно неловкая и требовала разъяснения, но у Елены не хватало духу сказать, что они просто сокурсники, товарищи по учёбе и не больше.

Яков хмурился и тоже молчал. Зато всё время говорил Иван. Он подшучивал над Яковом, вспоминая забавные ситуации из детства. Постепенно заговорили о Ленинграде, о будущем города.

– Вот вы, архитекторы. Что бы вы сделали прежде всего? Стали бы вы что-либо менять в архитектуре города?