В московской квартире было пусто и тоскливо. Андрей зажег свет в кабинете, вынул папку с расчетами деталей дизеля. Но не мог по-настоящему включиться в работу и несколько раз ловил себя, что путается в простых вычислениях.
Так он и промучился до пяти часов. В открытое окно кабинета вместе с шумом первого трамвая ворвался еще не отравленный городскими запахами воздух.
«Пожалуй, пора звонить в штаб!»
Дежуривший в оперативном отделе капитан Гайворонский приветствовал Родченко.
На вопрос Андрея он ответил не сразу:
— Вернулись все, кроме одной…
Андрей мог не спрашивать. Он уже знал ответ, прозвучавший в его сердце раньше, чем достиг слуха:
— …машины полковника Киреева!
— Есть подробности? — Андрей сам удивился своему спокойствию: не может быть, чтобы он потерял Николая Николаевича.
— Есть, — ответил Гайворонский. — Приезжайте в штаб, товарищ Родченко.
— Еду сейчас же! — крикнул Андрей в трубку так громко, что сам вздрогнул.
Гайворонский уже сдал свое дежурство, но остался в отделе, ожидая Родченко.
— Колесников и Шуховцев, — сообщил Гайворонский, — видели, как горящий самолет Киреева рухнул в лес на территории врага. Пламя и дым помешали рассмотреть, спрыгнул ли экипаж. Но мало вероятно, чтобы люди уцелели при таких обстоятельствах. Я не считаю себя вправе скрывать от вас истину, Андрей Павлович.
То, что он впервые назвал Родченко по имени и отчеству, резануло еще сильнее.
«Не подвели ли мои моторы?» — Эта внезапно вспыхнувшая мысль болью отдалась в сердце и больше не уходила из головы Андрея.
В этот день не только капитан Гайворонский, но и другие летчики и штабные работники, с которыми сталкивался Родченко, относились к нему особенно участливо.
— Совсем как с больным, — невесело усмехнулся Андрей.
Ему захотелось поскорее уехать из гарнизона. Лена Мартьянова догнала Андрея на лестнице:
— Костя просил обязательно ночевать у нас сегодня. Он вернется к вечеру.
— Передайте Косте мою благодарность. Но я не обещаю. Сейчас возвращаюсь в город и не знаю, когда освобожусь; Вероятнее всего — очень поздно.
— Андрей Павлович! — Лена просительным жестом положила свою руку на руку Родченко. — Хотя бы очень поздно, мы вас все равно будем ждать.
Андрей так резко отодвинулся, что ее рука на мгновение беспомощно повисла в воздухе.
— Леночка, — спохватившись, попросил он, — не обижайтесь на меня, пожалуйста! Я люблю Костю и вас, но сегодня мне лучше быть одному.
Лена печально покачала головой и ничего не сказала. Родченко поторопился сесть в машину.
Ясная, солнечная погода стояла в эти тяжёлые дни. Если бы шел дождь и хмурые тучи низко нависли над землей, было бы легче продолжать ходить, говорить, думать. Так, во всяком случае, казалось Андрею. Но он старательно работал, даже выступал на совещании в Наркомате, посвященном дизельным моторам, правда, настолько вяло, что поразил всех присутствующих. Молодой конструктор был известен упорством в защите своих проектов. Сторонники авиадизелей восприняли его выступление как дезертирство. Но не мог Андрей защищать свое детище — одна мысль жгла мозг:
«Что, если мой мотор причина гибели Николая Николаевича?»
В тот же день вечером у входа в штаб Андрей столкнулся с Головиным. Тот, внимательно посмотрев на инженера, пригласил его зайти к себе в кабинет. Необычно тепло звучал голос комдива:
— Понимаю, тяжело… Очень тяжело… Но мы — солдаты. Ваша энергия и опыт конструктора нужны сейчас же, необходимы немедленно. Идите готовьте машины.
Уходя, Андрей с благодарностью подумал о генерале. Головин отнесся к его горю чутко и тактично. Но встречаться с кем-либо ему по-прежнему не хотелось. Проситься на фронт? Не отпустят.
Все последующие дни Родченко работал много, но без присущего ему жара, почти механически. Людей он продолжал избегать и аккуратно ездил ночевать в Москву, словно его кто-то ждал в пустой квартире Киреевых. Спал он в кабинете, но ни разу не открывал папку с бумагами. Утром кипятил чай на газовой плите и завтракал привезенными из гарнизонной столовой бутербродами. Здесь он был спокоен, что никто не подойдет к нему с невысказанным сочувствием. Во всем большом доме у Андрея не оставалось ни одного знакомого.
Единственный человек, с которым Андрей искал встреч, был старший лейтенант Золин, командир воздушных разведчиков.
По заданию Головина Золин несколько раз летал на поиски экипажа Киреева к месту катастрофы и в близлежащие районы. Результаты разведок были малоутешительны: вся местность густо насыщена немецкими частями. Но Андрей каждый раз с негаснущей надеждой расспрашивал Золина о всех мельчайших деталях.
Сегодня Золин встретил его по обыкновению дружелюбно.
— Новые данные есть? — спросил Родченко здороваясь.
— К сожалению, нет, — смущенно ответил Золин. — Комдив приказал прекратить разведку.
Собственно говоря, в сообщении Золина не было ничего неожиданного, и все же Андрей воспринял его как удар.
С трудом дотянув до конца работы, он собрался ехать в Москву. С Костей Мартьяновым столкнулся случайно, когда уже садился в машину. Мартьянов попросил:
— Поживи у нас, Андрей! Родченко с трудом ответил: