Киреевы

— Рана — не опасная для жизни, но достаточно серьезная. Стационарное лечение необходимо, иначе возможно осложнение.

Виктор запротестовал, но доктор, не слушая его, что-то писал на бланке.

— Вот… Передайте начальнику санитарного поезда.

Виктор поблагодарил доктора и положил записку в карман.

— Поездка в тыл не входит в мои планы, — выходя из госпиталя, сказал Виктор. — Я должен вернуться к своим.

Он достал записку и разорвал на мелкие кусочки.

Наташа и не пыталась уговорить брата. Она знала, что это было бы бесполезно. Да и она на его месте поступила бы точно так же.

Они тут же расстались: Виктор направился к коменданту, Наташа пошла на завод.

На заводском дворе было непривычно тихо, уже не гудела земля от ударов гигантских паровых молотов. Не слышно было и скрежета металла, сопротивлявшегося резцу. Только из окон цехов доносился стук молотков плотников, торопливо сколачивавших нары для товарных вагонов.

— Здравствуйте, Наталья Николаевна! — идущий навстречу невысокий юноша почтительно снял кепку. Солнце золотило его густые, чуть спутанные светлые волосы.

— Здравствуйте, товарищ Мохов, — дружелюбно ответила Наташа. — Вы едете с заводом?

— Нет, не еду. Провожу последний эшелон — и в армию. После войны вернусь доучиваться. Я ведь на третий курс техникума перешел. Спасибо Андрею Павловичу, хорошо он меня подготовил. Если бы не война, из техникума в институт попал бы. Обязательно! — Упрямые огоньки загорелись в карих, глубоко сидящих глазах.

— Я не сомневаюсь, Леня, институт вы окончите, — Наташа пожала руку юноши и поспешила в поликлинику. Там уже ожидали больные. Первой подошла к Наташе молодая женщина с трехлетней девочкой на руках. Щеки ребенка ярко пылали. Полузакрытые глаза с мутными зрачками безразлично смотрели ка окружающих.

— Беда, Наталья Николаевна, приключилась. Разболелась моя Любушка. Что теперь делать? Завтра ехать надо, дорога дальняя… как ее, больную, повезу? А оставаться — страшно, вдруг фашисты окаянные и впрямь придут.

— Не беспокойтесь, к каждому эшелону прикреплен врач. Возможно, я тоже поеду завтра.

— Значит, с нами едете?! Вот хорошо-то! — обрадовалась женщина. — Слышишь, Петровна, — крикнула она стоявшей в очереди старушке. — Наталья Николаевна, может, с нами поедет.

После приема больных Наташа переговорила с Дорониным и вернулась домой.

Сергей Александрович уже ждал ее. Он сидел в столовой и курил одну папиросу за другой, — пепельница была полна окурков. Он молча вопросительно посмотрел на вошедшую Наташу.

— Мне категорически запретили задерживаться. Я должна уехать со Степой завтра.

Сергей Александрович продолжал сидеть неподвижно. Лицо его сразу как-то посерело и казалось безжизненным.

Одновременно с жалостью у Наташи вспыхнула обида: зачем муж так мучает ее? Неужели не может взять себя в руки? Ведь и ей тяжело, но она не распускается.

Вошел Виктор.

— Выяснил, как найти своих? — спросила сестра.

— Все в порядке, — ответил Виктор и поспешно добавил: — Утром я еще буду свободен, обязательно провожу тебя и Тасю.

— Откуда ты знаешь, что я еду завтра? — удивилась Наташа.

— Я случайно встретил Доронина, — он мне сказал. Да иначе и быть не могло.

Рано утром началась погрузка в эшелон. Марфа Игнатьевна в этот день уезжала в деревню к дочери. Прощаясь со своим питомцем и Наташей, она горько заплакала.

В теплушке вместе с Наташей ехали Соня Маврикиева, Ася и другие девушки.

На проводы обещала прийти и Тася. Санитарный поезд, с которым она должна была ехать, уходил позже.

Виктор нетерпеливо бродил около эшелона, ожидая, когда, наконец, увидит большие чистые глаза любимой девушки.

Но она так и не пришла. Наташа встревожилась:

— Что случилось? Может быть, Тася заболела?

Сергей Александрович не отходил от Наташи и не сводил с нее глаз. Он совсем потерял свой обычный самоуверенный вид. Виктор даже пожалел его.

О предстоящей разлуке старались говорить так, будто расставались в обычных условиях и на короткий срок. Прощаясь с женой и сыном, Глинский выскочил из теплушки, когда поезд уже медленно двинулся.

— Береги себя и Степу! — крикнул он сдавленным голосом.

Виктор невольно поддержал его под руку. Ему показалось, что Глинский упадет тут же на глазах у Наташи.

Станционные здания остались позади. Наташа еще долго смотрела в открытую дверь вагона. Ей казалось, что самое важное она так и не успела сказать мужу и брату. А в чем именно состоит это самое важное, не знала.

На сортировочной станции, расположенной в двух километрах от города, эшелон застрял: скопились поезда, преимущественно с военными грузами. Сортировочная походила на огромный растревоженный муравейник.

Стояли долго. В вагоне, где ехала Наташа, было тихо. Многие женщины и дети, утомленные сборами в дальний путь, задремали.

Близкие разрывы бомб и треск пулеметных очередей заставили всех вскочить: на станцию налетели немецкие самолеты.

Несколько бомб разорвались недалеко от заводского эшелона. Дети закричали и в ужасе заметались по вагонам.

Подошел комендант поезда.

— Товарищи! — крикнул он. — Все на очистку путей! Иначе нам не выбраться.