Кирьян

Зимин не пожаловался на боль в ноге, а сослался на духоту кабины и перелез в кузов, чтобы дышать чистым воздухом. Через четыре часа по ухабистой грязной дороге подъезжали к селу. Перед их взором открылась панорама старого села Московской Руси, раскинувшегося на берегу небольшой реки Шошы. В центре села на самой возвышенности стояла церковь с разрушенной колокольней и почерневшей от времени крышей. Высокоподнятые, как руки старца, пять куполов с ободранным с них, может, позолоченным железом напоминали о скелете покойника, но с уцелевшими, крепкими ребрами грудной клетки. На месте крепления крестов торчали, как громоотводы, согнутые вниз железные стержни. Заядлые деревенские атеисты, имея жгучую ненависть к церкви и ее священнослужителям, снимая кресты с церкви, заботились только о том, как бы быстрее снять их любыми силами. Пусть покарает их за это Бог. На страже села церковь стояла более пяти веков. Если бы у нее были зрение и мышление, многое бы она могла рассказать об истории села, набегах захватчиков на русские земли и о славных русских богатырях. Сейчас она стоит изуродованная грешными людьми, испохабленная, всеми забытая, осиротевшая и заброшенная. Глядит на село угрюмо, неласково. Что же вы, люди добрые, сделали с ней? Кому она, когда-то всеми почитаемая, мешала? Мстить надо было не историческому памятнику, а людям, им ведавшим: попу, дьякону, псаломщику, если они против советского народа были в чем-то повинны. Пятиглавая церковь в недалеком прошлом вплоть до 1937 года была красой и славой села. Сейчас ее вместительное нутро было набито ящичной тарой, пустыми бочками и прочими дешевыми товарами: солью, печными и скобяными изделиями. Святые лики покрылись толстым слоем пыли и коррозией, их взгляды устремлены вместо нарядных прихожан на грязь и хаос. Святое место превращено в отхожее место, в уборную, хотя в селе девяносто процентов верующих. Не поспешили ли с этим товарищи атеисты? Надо ли было в несколько лет уничтожать все святое, созданное человечеством за тысячелетия? Так думал Зимин, глядя из кузова автомашины на село.

Зеленая блестящая автомашина «ЗИЛ» въехала на малой скорости в село. Шофер Абросимов крикнул дремавшему Скачкову:

– Смотри, идет Кирьян, в одной руке какой-то горшок, в другой – топор.

Дальше действие разворачивалось стремительно. Скачков внимательно смотрит на Кирьяна, автомашина сближается с ним. Лицо Скачкова бледнеет. Он кричит Абросимову:

– Останови автомашину!

Выскакивает на ходу, со скоростью спортсмена-разрядника бежит по направлению к реке Шоше, кубарем кидается с крутого берега поймы и достигает земли, ползет в лозняк и заросли шиповника.

Кирьян на мгновение останавливается, грозит ему вслед топором и что-то кричит. Затем подходит к автомашине. Левой рукой держит окровавленную голову человека, правой – топор.

Зимин из кузова кричит водителю:

– Мни его, наезжай, не бойся! Только не останавливайся!

Кирьян поднимает правую руку с топором и повелительно приказывает Абросимову остановить автомашину. Грозит:

– Не вздумай удирать, догоню! Живым не оставлю.

Зимин стоит в кузове автомашины, в руке держит изуродованную монтажку, которую вытащил из петли троса. Левой рукой прижимает к борту железную лопату с отломленным наполовину черенком. Внимательно следит за каждым движением Кирьяна.

Абросимов резко тормозит, автомашина встает. Кирьян, опасаясь Зимина, кладет голову на землю, с поднятым кверху топором осторожно идет к автомашине. Глядит налитыми кровью оловянными глазами на Зимина и кричит:

– Ты, хромая собака, не бойся, тебя не трону. Ты ранен на войне не по своей вине. Все грехи тебе прощаю. Вот если бы на твоем месте был Скачков, можно было бы посчитаться.

Зимин отвечает:

– Я не грешен, но постою за себя, Скачкова и Абросимова, – поднимает монтажку, намереваясь бросить в Кирьяна.

– Но ты дурень! – кричит Кирьян. – Абросимов, вылазь из кабины и иди ко мне, иначе я тебе отрублю голову, как этому пахану, – и показывает взглядом на голову.

Зимин орет водителю:

– Заводи автомашину и езжай, трус, кого ты испугался!

Абросимов, как загипнотизированный, выходит из кабины автомашины и подходит к Кирьяну. Зимин негодует:

– Чего ты делаешь, трус?!

Кирьян требует:

– Давай сюда твои документы и деньги триста рублей, что тебе жена дала купить поросенка. Ты с нею с получки рассчитаешься.

Сам смотрит на изогнутую монтажку в руках Зимина. Зимин делает движение, Кирьян берет Абросимова за рукав пиджака, отходит вместе с ним на безопасное расстояние. Предупреждает Зимина:

– Ты смотри, осторожнее, хромой ишак, а то получишь! – и грозит топором.

Зимин кашляет, плюет в сторону Кирьяна, кричит:

– Николай, хватай его правую руку с топором, придержи недолго. Я его научу, как родину любить.

Абросимов пытается схватить Кирьяна за руку. Тот легонько опускает топор на ухо шофера. Из уха течет кровь. Зимин с силой бросает в Кирьяна монтажку. Противник нагибается и подставляет топор. Монтажка ударяется об топор, раздается звук металла.

– Зарубил бы я тебя, хромую собаку, да пока хватит с меня и одного! – кричит Кирьян.