На веранде горел свет, поэтому хорошо просматривалась фигура Ларисы, стоявшей у плиты. Женя постучал и увидел, как девушка испуганно обернулась, но потом ее лицо посетила улыбка — видимо, она узнала постояльца. Щеколда брякнула.
— Добрый вечер. А я со всем барахлом, — объявил Женя с порога, — чего ему на вокзале валяться, так ведь?
Но Лариса не ответила. Наступал вечер, и, похоже, с ней опять начинало что-то происходить.
На столе надрывался старенький приемник, который никто не слушал. Женя взглянул на него, но трогать не стал. Уйдя в комнату, достал из сумки полотенце, мыло (ему хотелось поскорее смыть противный запах металла и машинного масла), и громко крикнул:
— Ларис!
Не получив ответа, выглянул на веранду, но там никого не было; только на плите шипела кастрюля. Увидев, что входная дверь закрыта на щеколду, Женя вернулся в дом.
— Лариса!..
Поскольку вновь никто не ответил, он осторожно заглянул в спальню хозяйки. По форме и размерам она в точности походила на его комнату — такое же окно, заплетенное виноградом; только вместо кровати был диван, на месте шкафа стоял телевизор, а за дверью находилось трюмо с беспорядочно разбросанной косметикой. Да, еще в углу висела картинка из журнала, изображавшая полуголую девицу, опиравшуюся на гигантскую бутылку виски. Картинка настолько не вязалась с настроением дома, что особенно удивила Женю. Он стоял, изучая «чужеродную» девицу, когда почувствовал взгляд; обернулся — Лариса смотрела на него пристально и печально. Появилась она, как всегда бесшумно, и неизвестно откуда.
— Извините, — Женя растерялся, застигнутый в таком дурацком положении, — простите, Ларис, я искал вас… Я хотел умыться, — он беспомощно улыбнулся, тронув рукой полотенце, — а чем полить, не знаю…
— Идемте, — Лариса вздохнула. Она не возмутилась бесцеремонным вторжением, поэтому Женя перестал чувствовать себя неловко. Все в этом доме происходило не так, как в обычной жизни, и к новым законам просто требовалось привыкнуть.
На улице стемнело; вдобавок туман все разрастался, зримо надвигаясь на город. Подойдя к бочке, Лариса торопливо зачерпнула воды, вылила кружку в Женины ладони и сразу отошла поближе к крыльцу, словно готовясь взбежать на него и захлопнуть дверь. Глядя не нее, Женя подумал, что город, всего час назад одаривавший его плодами цивилизации, медленно отступает под натиском вечера и тумана, но вчерашний страх пока не возвращался, потому что в доме продолжал орать приемник, внося дыхание века в этот случайно сохранившийся от других времен заповедник.
Правда, едва они оказались в доме, за тщательно запертой дверью, Лариса выключила его и спросила:
— Вы телевизор смотреть будете, а то вам, наверное, скучно?
— Конечно, буду! — Женя обрадовался; причем, не столько телевизору, сколько тому, что они будут вместе, и если в доме все-таки что-то происходит…
— Тогда пойдемте.
Кроме дивана, других «сидячих мест» в комнате не было, и они устроились рядом: Женя, вальяжно закинув ногу на ногу; хозяйка ссутулившись и упершись локтями в колени. А по телевизору шел концерт — звучала веселая музыка, и медные инструменты блестели в свете софитов…
— Ларис, — Женя понял, что сама она начинать разговор не намерена, — почему вы такая грустная?
— Я не грустная, — она неотрывно смотрела на экран, но дала совершенно исчерпывающий ответ, — я — обычная.
— Вы простите, — Женя решил перейти от общих фраз к конкретике, — шкаф… я случайно открыл его. Что там за книги?
— Это отец собирал. Он умер.
— Вы их читали?
— Нет. Они на каком-то старом языке.
— Вам нравится Пугачева? — спросил он.
— Да.
Женя почесал затылок — он никак не мог придумать такого вопроса, чтоб заставить ее рассказать хоть что-то о себе, и решил зайти с другой стороны:
— Скажите, неужто вам не интересно, кто я? Ведь я все-таки живу у вас.
— Интересно.
Концерт закончился; потом закончилась информационная программа, и после предыдущей тревожной ночи Жене ужасно захотелось спать; тем более, не происходило ничего интересного.
— Пожалуй, пойду я, — он поднялся.