Кирилл и Ян (сборник)

— Интересно, — он усмехнулся, — первый раз смотрю фильм на хохляцком языке.

— Про любовь еще нормально, а, вот, пойдет что-нибудь революционное, тогда действительно обхохочешься. Представляешь, Владимир Ильич с трибуны: «Шановны товариши!.. Радянска держава…» и так далее.

— Не может быть!

— Увидишь. Их тут часто крутят.

Вскоре «языковой эффект» прошел и смотреть дальше, не понимая содержания, стало неинтересно; а, может, оказывала действие водка, вкупе с усталостью. Валера молча поднялся, отбросил с постели атласное покрывало; не спеша взбил подушку. Коля вздохнул и не придумав ничего лучшего, последовал его примеру.

— Спокойной ночи, — Валера повернулся на бок.

— И тебе того же, — Коля выключил свет. Наступившая темнота закачалась вместе с бликами за окном. Видимо, ветер продолжал гнать перед фонарем колючие снежные заряды.

Судя по выровнявшемуся дыханию, Валера заснул почти сразу; Коля же продолжал бессмысленно лежать с закрытыми глазами. Попытался считать; потом, как экстрасенс, монотонно внушать себе «Спать, спать…», однако переполненное впечатлениями сознание упорно не хотело отключаться, ведь до этого на поезде в последний раз он ездил еще с родителями, когда навещал московскую тетку. А тут еще и зона, представлявшая собой незнакомую и ужасную жизнь, при каждом соприкосновении с которой возникал страх, как бы тебя не засосало в нее. И вдруг этот уютный номер, больше похожий на шикарную квартиру; постель, мягкая и широкая, в отличие от их с Любой диванчика.

Коля повернулся на живот, раскинул руки и ноги, став подобием звезды; лицо его уткнулось в подушку. Это затрудняло дыхание, зато он ощущал другую, нефизическую свободу, о которой давно мечтал, но не знал, как ее добиться. …А, оказывается, все так просто… Какая замечательная работа!..

Перед глазами закружились желтые точки. Они сновали вокруг, постепенно увеличиваясь в размерах, и Коля никак не мог угадать, то ли это осенние листья, то ли золотые монетки, то ли шлейф шикарного платья невидимой танцовщицы. Впрочем, какое это имеет значение, если само зрелище настолько прекрасное и завораживающее?..

— Будь осторожен в новом мире, — произнес звучный голос.

Коля резко повернулся и открыл глаза. Блики за окном продолжали качаться; в комнате по-прежнему стояла тишина, нарушаемая лишь сопением Валеры. Вздохнув, Коля нащупал на столике сигареты и закурил, прикрывая огонек зажигалки.

Присутствие странного голоса в первый момент испугало его, но потом он решил, что это все-таки кусочек сна — он читал, что человек не может сразу привыкнуть к новому месту и либо не засыпает совсем, либо видит всякую ерунду, о которой даже и не думал. Значит, все происходящее нормально; к тому же в этом прерванном сне не ощущалось ничего ужасного — его просто предупреждали о чем-то. Ну и что? Если б снилась колючая проволока и жадные собачьи пасти, надрывающиеся от лая, было б гораздо хуже, а пляшущие огоньки?.. Ему даже захотелось вернуть голос и послушать, что он скажет дальше; а, может, появится сказочная танцовщица, совсем не похожая на Любку?..

Коля затушил «бычок», лег и снова закрыл глаза. Голос не возвращался, и вспышки, мерцавшие в мысленном небытии, больше не казались сказочным шлейфом. Они были самыми обычными — с ними он засыпал каждую ночь. Снова перевернулся на живот, потом на спину, но все позы казались неудобными — то хотелось почесаться, то затекала рука. Состояние свободы и гармонии исчезло безвозвратно, зато пришел сон, а это ведь ничем не хуже…

На улице было еще темно, когда они вышли из гостиницы. Одинокий фонарь, ночью качавший за окном зловещие тени, приобрел облик желтоватого бра, уютно освещавшего медленно просыпавшийся город. Первые автобусы, пока еще не рейсовые, а «служебные», неслышно подкатывались к ожидавшим их группкам людей; тогда приглушенный смех и обрывки разговоров смолкали — народ рассаживался по своим привычным местам, и жизнь на площади замирала вновь, вместе с удаляющимся гулом двигателя.

За ночь ветер стих и сразу сделалось заметно теплее. Закуривая, Коля снял перчатки и решил, что вообще зря надел их.

— Сегодня на улице получше, да? — сказал он.