Читаем Кирилл и Мефодий полностью

— А почему вы всегда спорите и защищаете свое мнение с Библией в руках? У нас вся мудрость исходит из головы, и мы не хвастаемся Писанием.

Улыбнувшись, философ сказал:

— Я отвечу тебе так: если ты встретишь нагого человека и он скажет: «У меня много одежд и золота», поверишь ли ты ему, видя его нагим?

— Нет!

— Вот я тоже не верю тебе. Если ты так полон мудрости, тогда скажи, сколько родов было от Адама до Моисея и сколько лет властвовал каждый из них?

Хазарин прибавил шагу, не сказав ни слова в ответ. Но он был просто человек кагана, даже не подозревавший, с кем имеет дело... Группа мудрецов в саду тревожила Мефодия. Успокаивал, правда, факт, что брат не раз участвовал в таких диспутах и всегда побеждал.

Обед, на который каган пригласил миссию, был тоже хитрым испытанием. Мефодий только диву давался спокойствию брата. Чашники и виночерпии стояли вдоль стены, а распорядители сновали туда-сюда, указывая гостю его место в зависимости от сана и звания. Когда вошли братья, главный распорядитель, поклонившись, выждал, пока Константин преподнес дары, передал кагану благопожелания от василевса и громко сказал, подчеркивая каждое слово:

— Согласно законам хазарского народа, мы всегда рады дорогим гостям. Но солнце одно, а звезд много, и каждая знает свое место — так и люди сидят вокруг нашего кагана каждый соответственно своему посту и сану. Какой у тебя сан, чтоб я знал, какое место тебе указать?

Константин должен был ответить при всех. Он сказал:

— Был у меня великий и прославленный дед, который сидел близко от царя. Но, отвергнув оказанную ему большую честь, — он вынужден был покинуть город и уйти в чужую землю, где и родил меня в бедности. Я захотел достичь былой чести деда, но не сумел, ибо внук Адамов есмь...

Каган понял шутку и сказал, указывая философу место напротив себя:

— Уместно и правильно говоришь, дорогой гость.

Когда все уселись за богатые столы, властелин хазарской земли, звеня золотыми украшениями на руках, поднял чашу:

— Выпьем во имя единого бога, создателя всего живого...

Взяв бокал, Константин добавил:

— Пью во имя единого бога и его слова, ибо словом создал он всякую тварь и утвердил небеса, и во имя животворного духа.

Каган же, неопределенно улыбнувшись, отчего его угрюмое лицо слегка просветлело, пояснил:

— Вот мы обо всем одинаково говорим, но по-разному думаем. Вы славите троицу, а мы, соблюдая Писание, лишь единого бога...

Философ не хотел остаться в долгу перед хозяином, поэтому сказал, все еще с бокалом искристого вина в руке:

— Писание проповедует и слово, и дух. Ежели кто чтит тебя, но не чтит твое слово и дух твой, а другой чтит и тебя, и слово, и дух, кто из них больше уважает тебя?

— Тот, кто чтит все вместе, — улыбнулся каган.

— Поэтому мы поступаем лучше, доказывая это примерами и слушаясь пророков. Ибо сказано у Исайи: «Послушай Меня, Иаков и Израиль, призванный Мной; Я тот же, Я первый, и Я последний; И ныне послал Меня Господь Бог и Дух Его...»

Разговор, начавшийся со здравицы, превращался в диспут. Мефодий видел явное нетерпение некоторых приближенных кагана, которые хотели пойти на выручку своему властелину и принять удар на себя, чтоб спасти его от словесного поединка, ибо он проигрывал его на глазах у всех. Особенно волновался тот, кто сидел с левой стороны от хозяина, один из старцев, отдыхавших у фонтана. Его острое птичье лицо с горбатым носом и редкой седоватой бородкой утратило спокойствие, и по нему пробегали тени нервного возбуждения. Наконец он зашевелился, чтобы привлечь внимание, и попросил слова:

— Мы собрались здесь, чтобы подкрепить свои силы яствами с гостеприимного стола во дворце кагана великой Хазарии, и вот уже тянемся к узлу, который всегда завязывается при встрече двух разных дорог из разных стран... И я хотел бы тоже взяться за этот узел: как это женщина может вместить в своей утробе бога, на которого не может даже взглянуть, а тем более родить?

Закончив вопрос, мудрец вытер ладонью тонкие губы и облокотился на подушку в ожидании ответа. Константин понял его хитрость — перевести разговор на себя, а потому, указав на кагана, решил снова прибегнуть к примеру:

— Если кто скажет, что первый советник не может пригласить кагана в гости, и тут же скажет, что последний его слуга может пригласить в гости кагана и оказать ему любые почести, как назовем мы такого человека: умным или безумцем?

— Безумцем, безумцем! — крикнуло несколько сотрапезников.

В этот момент Мефодий заметил в глазах брата огонь внутреннего торжества, а Константин быстро задал второй вопрос:

— Какое живое существо достойнее всех?

— Человек, ибо он создан по образу и подобию божьему! — ответили те же голоса, бессознательно поддавшись его порыву и внутренней убежденности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии