Кирилл и Мефодий

Соколы и теперь покачивались на плечах хана, вцепившись в позолоченную кольчугу и порой издавая хриплый клекот. Эти звуки не привлекали внимания Бориса — его обуревали тревожные думы. Тяготило разделение войск. Не надо было соглашаться... Если сейчас начать перегруппировку войск, дело может осложниться еще больше. Онегавон и брат Ирдиш давно ушли к границе с Великой Моравией и, наверное, воюют теперь на стороне Людовика Немецкого. Борис позволил им решать на месте все вопросы, веря в их умение и способности. Однако он укорял себя за то, что велел сыну Расате командовать войском, идущим на сербов. Четырнадцать лет и много, и мало. Мечом Расате владел, но ведь он еще мальчишка, и его указания и команды могут быть только мальчишескими. Хан не пошел бы на это, если бы не настойчивые упрашивания великих боилов, под ответственность которых он разрешил сыну идти в поход. Чтобы сдерживать его безрассудство, он приказал отправиться вместе с ним двенадцати боилам Старого и Нового Онголов. Он допустил ошибку, не послав также тестя и Сондоке. Им была поручена оборона столицы от возможного византийского налета, хотя нападения вроде бы не предвиделось... Все, кто были годны для боя, ушли на далекие фронты. В распоряжении Иртхитуина и Сондоке остались престарелые воины да мальчуганы, управлять которыми было нелегко. Одни берегли силы для сражения и не торопились, другие носились как угорелые, расстраивая ряды. Это было странное войско, почти бессильное. Если ему придется вступить в бои с прекрасно обученными когортами Византии, худо будет. Чем ближе к Белграду подъезжал князь, тем многочисленнее становилась его свита. По дороге присоединялись боилы и багаины, мелкие владетели внутренних крепостей и хозяева небольших дареных деревень. Где-то под Нишем его ждал Докс во главе внушительного войска. Умение брата видеть светлую сторону вещей на какое-то время рассеяло мрачные мысли князя. В разговоре, проходившем в походной палатке Бориса, участвовал также Домета. Он сообщил, что войско Расате все еще тащится нижней дорогой. Это «тащится» насторожило князя. Ясно, что у сына не все в порядке. Видимо, он ушел вперед, оставив друнги и обоз. Всю ночь Бориса одолевали сомнения, не догнать ли его и не взять ли на себя командование, но к утру он решил ничего не менять. Не стоило нарушать свои же приказы.

Боритаркан Белградской крепости встретил князя на полпути. Триста рогов возвестили его прибытие. Их гортанный звук долго звенел в ушах, мешая сосредоточиться. Боритаркан доложил о движении войск. Неделю назад проезжали Ирдиш и Онегавон. Над Пештом они должны были перейти Дунай и ударить Ростиславу в тыл. Первые гонцы уже привезли радостные вести. Людовик разбил войско Карломана. Это немножко успокоило Бориса. И тогда он позволил себе посмотреть на окружающий мир взглядом созерцателя. Природа спешила насладиться вновь пришедшей молодостью. Все зеленело, зеленело и цвело. Мир приглашал жить и жить. Довольные своим существованием, птицы состязались в песнях. Князь представил себе лесистый край Брегалы, прозрачные ручейки, стремительно несущиеся по склонам, и поляны с безымянными цветами, устилающими земли юга. Куда он идет, на кого?! Праздный вопрос! Все решено, все сказано... Возврата нет. Ему предстояло пойти во главе остальных частей на Срем и, продвигаясь между Савой и Дунаем, неожиданно напасть на хорватов. По пути, может, поджидают объединенные силы врагов: ведь сербы и хорваты — -соседи Карломана. Хватит ли сил и умения одолеть их? Этот вопрос висел, как хищный паук на потолке заброшенного дома. Хан не раз спрашивал себя об этом, еще со времени своего первого необдуманного сражения с Людовиком Немецким. Тогда Борис был уверен, что победит, а теперь совсем не уверенный в своих силах, должен был победить — в противном случае как появится он перед великими боилами? Тогда поражение отнесли за счет погибшего кавхана, командовавшего войском, но теперь хан сам возглавляет отобранные им войска. Потерпит поражение — нет возврата домой. Какими глазами посмотрит он на люден и как будет отдавать нм распоряжения?