Кирилл и Мефодий

Трава вдоль дороги выгорела, и священные конские табуны поднимали облака пыли. Проворные конюхи на низких лошадях отгоняли табуны в горы. У подножия гор паслись овечьи отары, еще дальше, в тени старых дубов, белели стада коров. Этот мирный день, уставшее солнце и пропыленные травы делали мысль ленивой и вялой. Борис ехал во главе небольшой свиты и внимательно смотрел вперед в надежде поскорее доехать до каменных стен Мадары, где их ждали прохлада и отдых. Он представил себе, как полощется в воде — будто они уже доехали до места, — и от одной этой мысли зной ослабел и стал приятно ласкать тело. Несколько в стороне ехала Кремена. Всю зиму и целое лето собирались они в Мадару и Преслав, пока наконец высвободилось время для этой поездки. Кремена редко видела брата. Он всегда был поглощен делами государства, набегами на нижние земли, внезапными поездками в задунайские селения и Старый Онгол и потому не скоро смог выкроить время для серьезного разговора с нею. Кремена жила среди женщин в большом дворце и, несмотря на все старания, не смогла укрыться от их глаз, когда вечерами молилась новому богу. Сначала они шарахались от нее, словно от прокаженной, потом их одолело извечное женское любопытство. Каждая по отдельности стала советовать ей остерегаться других, потому что могут донести жрецу. Позже они робко начали расспрашивать о новом боге. Она охотно рассказывала, замечая поразительное влияние сказок и легенд. Особенно удивляло их воскресение. Иконка, которую Кремена привезла с собой, также сыграла большую роль. Они смотрели на красивого мужчину, с кротким, всепрощающим взглядом и со всей женской страстностью медленно и прочно привязывались к нему. Рассказы о Гефсиманском саде, о тайной вечере и поцелуе Иуды, о чудесах, совершенных добрым Иисусом, утоляли их жажду знаний, потребность робких душ в общении с кем-нибудь вне узкого семейного круга, в нарушении монотонного прозябания. Постепенно во дворце воцарился странный дух строгого аскетизма и церковной тишины, который осмеливались нарушать лишь резвящиеся дети. Будто в воду канули вечные дрязги между женами, ссоры и мелочные склоки. Новое учение, только начинающее входить в их темные души, поражало прежде всего тем, что призывало быть добрым к ближнему, потому что на небе есть добрый и строгий бог, видящий оттуда все, и есть всеобщий страшный суд — и там будут наказаны люди с грешной душой. Мысль о бессмертии душ не была для них новой. Тангра ведь тоже призывал людей к себе, но никто до сих пор ничего не слыхал ни о рае, ни о чистилище, ни о мучениях, которые ожидают в аду злодеев, обманщиков, воров, прелюбодеев. Судьба прелюбодеев страшно смутила женщин. Ведь многоженство испокон веков принято в их обществе! Никто никогда не осмеливался осуждать этот обычай, а теперь, оказывается, есть сын божий, который повелевает каждому мужчине иметь только одну жену!.. Что ж, для женщин это неплохо! Мужчина будет знать, кто о нем заботится, всегда будет искать только ее, зная, что лишь она может помочь ему, посоветовать, и не будет обижать ее, отдавая предпочтение другой...

Женщин из большого дворца это открытие поразило. Они слышали, что византийцы именно так и живут, у славян было так же заведено, но не знали, что так повелевает добрый мужчина, кротко глядящий на них с иконки. Не было вечера, чтобы какая-нибудь из женщин не появлялась бесшумно у двери Кремены и не спрашивала:

— Ты тоже хочешь быть единственной женой своего мужа?

— Так велит моя вера.

— А если ни один мужчина не согласится?

— Тогда я целиком посвящу себя богу.

Они не уходили, стеснительно переминаясь с ноги на ногу. Слова «целиком посвящу себя богу» были им непонятны, но они не осмеливались уточнять, и лишь одна рискнула спросить:

— Как это — богу?

— Так! Не выйду замуж!

— А если заставят?

— Никто не может меня заставить. Телом моим могут овладеть насильно, но душой — нет... Душа подвластна одному только богу.

Решительность Кремены страшила. Жены привыкли подчиняться, жить тенями своих мужей. Их били — ни стона. Слово мужа было законом, как тут сказать: «Этого не хочу.., того не сделаю»?! Ведь он прогонит, откажется... Известна судьба таких изгнанниц — они помирают от голода, презираемые всеми вокруг. Скажет муж три раза: «Уйди — не хочу тебя» — и все, дверь захлопнется навсегда. Остается либо вернуться к отцу, либо — в могилу... А вообще-то хорошо любить мужа и быть единственной его любимой...