Кирилл Лавров

В интервью корреспонденту журнала «Итоги» Марине Зайонц в 2003 году Кирилл Юрьевич говорил: «Когда был депутатом Верховного Совета, старался людям помогать, откровенно скажу: получал огромное удовлетворение, когда незнакомые люди приглашали на новоселье, когда моим именем называли своих детей. Несколько „моих“ Кириллов живет в нашем городе.

— А не было ощущения, что вас используют?

— Нет, не было. Попытки использовать были, пытались заставить подписать какие-то письма, обращения. Но я не подписывал ничего.

— И в прошлом вам ни за что не стыдно?

— Нет. Наверное, я сделал массу ошибок, но ни одного поступка, за который нужно стыдиться, я не совершил, нет».

Многие ли из нас могут так сказать о себе?..

Но давайте вернемся в Большой драматический театр.

В 2001 году после долгого перерыва театр приехал на гастроли в Москву. Кирилл Юрьевич нашел время в своем напряженном графике: мы встретились, я включила диктофон. С небольшими пропусками приведу нашу беседу.

«Мы не были в Москве на гастролях лет двадцать, — начал Кирилл Юрьевич. — В последний раз мы приезжали сюда еще с Георгием Александровичем Товстоноговым. С тех пор в Москву привозились отдельные спектакли, „пробные камешки“: „Аркадия“, „Макбет“, „Борис Годунов“. А это — первый приезд без Товстоногова. Я не скрою, что очень волновался перед этими гастролями, все равно где-то в глубине души живет ощущение, что в Белокаменную мы ездим с какими-то творческими отчетами, что это всегда экзамен. Да еще и одновременно с Олимпиадой и Чеховским фестивалем, Московским кинофестивалем — куча каких-то мероприятий. Все это вместе взятое, конечно, наполняло меня некоторыми сомнениями. Стали думать о репертуаре. Мне хотелось, чтобы на театр в его теперешнем состоянии посмотрели свежим взглядом люди с незамыленными глазами. А сделать это можно только в том случае, если мы покажем как можно больше из того, что играем в Петербурге. Поэтому в гастрольную афишу вошли почти все главные спектакли начиная примерно с 1995 года. Не все, конечно: мы выпускаем обычно три премьеры в сезон, а привезли восемь названий.

— Из спектаклей Товстоногова в репертуаре осталось сегодня два — „Дядя Ваня“ и „Пиквикский клуб“. Почему вы их не привезли?

— Мы очень хотели начать наши гастроли со спектаклей Товстоногова, планировали, что первым будет „Пиквикский клуб“, но как раз в то время, когда надо было уже формировать афишу, печатать билеты и т. д., заболел наш дорогой Коленька Трофимов. Его уложили в больницу с подозрением на инфаркт. Но, слава богу, диагноз не подтвердился, был стенокардический приступ. Тем не менее время было упущено. Очень жаль, поскольку мы обновили спектакль, сделали новые декорации, сшили новые костюмы. Я очень люблю этот спектакль, добрый, наивный, очаровательный, такой, как Диккенс. Поэтому я жалею, что мы не смогли привезти его.

А „Дядя Ваня“ — это совершенно потрясающее явление. Спектакль идет почти двадцать лет, все мы стали вдвое старше чеховских героев. Каждый раз, когда приближается день этого спектакля, а играем мы его очень редко, по каким-то особенным дням (день рождения Георгия Александровича, день смерти Георгия Александровича, День театра, юбилей БДТ), я даю себе слово, что мы играем его в последний раз. Ну что делать — обидно, что нет Гогиных спектаклей, но, с другой стороны, жизнь движется вперед и сохранять товстоноговский репертуар становится все сложнее. Хотя бы потому, что многие артисты ушли из жизни, ведь вводить кого бы то ни было — это всегда разрушение замысла. Бывает, формально остается в афише спектакль, но это уже не тот спектакль, который был поставлен Товстоноговым. Ну как можно было бы сохранить „Историю лошади“ без Евгения Лебедева?! Невозможно. Что же касается „Дяди Вани“, мы его бережем, хотя мне стыдно и неловко выходить и играть Астрова в мои 75 лет. Я придумывал всевозможные изощрения, перед началом каждого спектакля обращаюсь к зрителям: „Простите, мы старые стали, играем этот спектакль в память о нашем учителе, великом режиссере“. Начинается спектакль, как правило, 80 процентов зрителей — молодежь. В конце спектакля зрители выражают такой неподдельный восторг, что на меня накидываются мои коллеги: „Вот, ты хочешь снимать, а посмотри, что делается!“ И я невольно опускаю руки и назначаю следующий спектакль где-нибудь через полгода. Думаю, что мы его будем сохранять, как свою музейную реликвию.

— Был бы жив сегодня Георгий Александрович Товстоногов, театр все равно стал бы другим. Но ведь к нам приехал в первый раз театр, который носит имя Товстоногова. И, мне кажется, это очень важно и принципиально. Три спектакля Т. Чхеидзе, спектакль Г. Дитятковского, спектакль Г. Козлова, два спектакля Н. Пинигина, спектакль Э. Нюганена… Это театр, в котором работают очень разные режиссеры, но театр, который для меня, несомненно, подтверждает право на имя своего создателя.