Кирилл Лавров

Сейчас уже трудно вспомнить, какие именно доводы приводились теми из критиков, кто не принял спектакль Темура Чхеидзе и роль Кирилла Юрьевича Лаврова (кто-то назвал его Пимена Дедом Морозом, до такой степени был не понят ни грим, ни сам образ), но подлинная боль и трагизм, наверное, просто не могли вызвать в то время адекватной реакции. Они попросту оказались ненужными.

Примерно то же можно сказать и о другом спектакле Темура Чхеидзе — «Макбет» Шекспира, где Кирилл Лавров сыграл короля Дункана, роль небольшую по объему, но очень важную в целостности этой трагедии. Писавшие о спектакле в основном сосредоточили внимание на Алисе Фрейндлих, сыгравшей леди Макбет очень ярко и сильно, на Геннадии Богачеве, показавшем в своем Макбете невероятные глубины человеческого постепенного сползания в зло и беззаконие. А король Дункан оставался как бы в стороне, хотя в магистральном замысле режиссера и в исполнении Кирилла Лаврова этот персонаж был довольно значимым. Лавров появлялся на сцене на считаные минуты, но вместе с ним на подмостках воцарялись справедливость и жажда правды. Его гибель становилась началом, истоком трагедии, все сильнее набирающей обороты и становившейся уже неостановимой, фатально предопределенной.

Король Дункан был первой жертвой на пути падения Макбета, первой жертвой на пути нравственного падения всей страны, гибели государства. В его монологе не было излишней пафосности, а были отчаяние и боль, а еще в нем было не расслышанное пророчество о том, что ждет страну и ее народ…

В этой очень маленькой роли Кирилл Лавров, привыкший к ролям большим и главным, умудрился сконцентрировать и выразить какие-то очень важные мысли и чувства, опять-таки совпавшие с его личными мыслями и чувствами, — он и в этом спектакле пытался говорить с нами на языке старого русского психологического театра о том, что происходит и с театром, и со страной.

К сожалению, и эта боль артиста оказалась нерасслышанной, заглушенной криками и эмоциональными всплесками нового, нарождающегося театра, который менее всего нуждался в глубине мысли и чувства…

И была еще очень увлекательная для Кирилла Юрьевича работа с Темуром Чхеидзе над спектаклем «Солнечная ночь» по роману Нодара Думбадзе. Маленькая острохарактерная роль доставила актеру немало радости. Он рассказывал в интервью: «Дряхлый, замшелый армянин с седой бородой и громадным приклеенным носом… И всего-то минут пять на сцене нахожусь, но такой кайф ловлю, такое наслаждение получаю…»

В цитированном уже интервью Кирилл Юрьевич скупо рассказал о спектакле «Перед заходом солнца», поставленном молодым и очень талантливым режиссером Григорием Козловым. Это, действительно, была давняя идея Дины Шварц и особенно актуальной оказалась она к 75-летнему юбилею Лаврова.

Близкие и коллеги знали: он очень боялся роли Маттиаса Клаузена! Боялся сравнений с блистательным Николаем Симоновым, с Михаилом Царевым — ведь эти спектакли были еще на памяти; с театральными легендами более ранних времен. И — кто знает? — может быть, отчасти из суеверия: с годами все сложнее играть роли, где в финале герой умирает — человек с возрастом невольно все чаще задумывается о своем неизбежном уходе…

Тем более что его учитель, Константин Хохлов, успевший за недолгое время работы в Большом драматическом поставить всего два спектакля, последним поставил в 1955 году именно «Перед заходом солнца»…

Но страхи были побеждены, во-первых, мощью характера героя Г. Гауптмана, исходящей от него силой и деятельной, позитивной энергией, способностью к сильному чувству и умением бороться за это чувство. И во-вторых, работой с Григорием Козловым — режиссером совершенно другим по сравнению не только с Товстоноговым, но и с Темуром Чхеидзе: более мягким, демократичным, которому важно было «собрать свой круг», но и очень точно знающим, зачем он берет именно эту пьесу, и умевшим добиваться того прочтения, которое он считал единственно верным.

Работа шла нелегко, Кирилл Юрьевич нервничал, до самой премьеры сомневаясь в правильности выбора. Но результат оказался поистине блестящим!.. Кирилл Лавров сыграл сильного, яркого мужчину, которым способна увлечься, теряя голову, молодая женщина; увенчанного лаврами, почестями, любимого своими детьми, но очень трезво осознающего и цену семейным привязанностям, и цену всем почестям. Они не в состоянии заменить живую, полноценную и полнокровную жизнь, в которой осталось еще так много неизведанного, манящего. Физический возраст Маттиаса Клаузена не хочет и не может совпасть с возрастом души — все еще не состарившейся, все еще жаждущей жизни. Он трезв и мудр, Клаузен Кирилла Лаврова, и он ощущает в себе еще слишком много сил и желаний…

И еще одной очень важной темой была для Лаврова, по его собственному признанию, тема общения с теми, кто уже ушел. Может быть, именно она, эта горькая и светлая тема, и заставила артиста преодолеть страх перед ролью — ведь он и вправду получал возможность вспоминать и общаться…