Читаем Кирилл Лавров полностью

Вот тогда и вырастал в партере лес рук, и это было голосование не столько за предложение Потапова, сколько за слова Соломахина-Лаврова: слишком хотелось тем, кто заполнял зрительный зал, и тем, кто оставался за его пределами, верить — верить в то, что мы не пешки в жизни, что мы способны своей волей, своим желанием хоть что-то изменить, сделать лучше и чище…

Эмиль Яснец отмечал: «…Оценка у Лаврова проходит в своем формировании ряд ступеней, она — многоступенчата. Каждая последующая как бы вбирает в себя предыдущие данные, перерабатывает их, движется, укрупняется. На этих двух основах рождается процессуальность оценки… Роль секретаря партбюро Соломахина в спектакле „Протокол одного заседания“ представляет собой непрерывно длящийся процесс перехода одних оценок в другие. И лишь под самый финал — принятие решения. Роль интересна тем, что дает минимум текста при условии непрерывного пребывания на сцене, в ходе заседания».

И еще эта роль была интересна тем, что в ней удивительным образом совпадали этические проблемы конкретного «производственного» драматургического материала и очень важный для Кирилла Юрьевича творческий вопрос: зачем я выхожу сегодня на подмостки?


Как быстро проходит время!.. Сегодня кажется, что все это было жизнь назад… Собственно, для родившихся и выросших за эти годы так оно и есть — фрагмент бытия тех, кто пытался что-то изменить в 70-х годах прошлого столетия…

Да, из дня сегодняшнего совершенно очевидно, что для многих театров тогда это была «галочная» пьеса — поставленная к случаю производственная тема, особенно востребованная в те годы. Но для Товстоногова (вспомните еще раз его рассуждения в режиссерской лаборатории!) «Протокол одного заседания» не был уступкой властям, считавшим, что слишком часто режиссер «ошибается» в своей репертуарной политике. А для Кирилла Юрьевича Лаврова, коммуниста, депутата, человека, постоянно ощущающего свою невымышленную ответственность за людей, обращающихся к нему с самыми разными своими проблемами, этот последний монолог был истинно выстраданным, полным глубокого человеческого, личностного содержания.

Год спустя Лавров сыграл Ленина в фильме В. Трегубовича «Доверие» — мы уже вспоминали об этой работе артиста, но здесь важно подчеркнуть, что вновь для Кирилла Юрьевича главным оказывалось углубленное проникновение в образ во имя того, чтобы понять, осознать и донести до зрителя отнюдь не лубочный, а подлинно живой, во многом драматический характер человека, замыслившего пересоздать мир. Его размышления о современности, накладывавшиеся на размышления о нашей современности. Его убеждения, во многом оказавшиеся иллюзорными…

К роли Ленина Кирилл Лавров придет дважды — в спектакле Товстоногова «Перечитывая заново…» в 1980-м и в фильме «Двадцатое декабря» в 1981 году (режиссер Г. Никулин), и вновь воссоздаст не лубочного вождя мирового пролетариата, а личность размышляющую, порой сомневающуюся, глубоко обеспокоенную состоянием мира, каким он виделся в его мечтах и грезах.

Напомню еще раз слова артиста, уже прозвучавшие выше. «Ленин был для меня эталоном, — скажет он в одном из интервью, — с его пусть кажущейся, но скромностью. Я был в его квартире в Кремле, видел комнату, в которой он жил в Смольном. Разве это можно сравнить с тем, как сегодня живут?» И в этих словах Кирилла Лаврова важно для нас не осуждение кого бы то ни было, не восхищение бытовой нетребовательностью вождя, а — горечь, человеческая горечь от того, как все перевернулось и каким оказалось…


Предвижу упреки в том, что пока я писала буквально о каждой роли Кирилла Юрьевича Лаврова в театре и о большинстве киноролей — согласна, что некоторая часть этих работ не стоит внимательного, детального рассмотрения, были среди них (особенно, конечно, в кино) и те, что можно назвать «необязательными», почти случайными. Здесь ничего не поделаешь, любой крупный артист попадает в своего рода «запендю», как сказано в чеховской «Чайке», — отказываясь раз за разом от ролей, рано или поздно становишься невостребованным в кино. Да, конечно, остается театр со своей великой магией, со своей поистине волшебной притягательностью, особенно если речь идет об артисте такого масштаба и такой самоуглубленности, как Кирилл Лавров, но кинематограф обладает свойством затягивать, завораживать. У Лаврова было много замечательных работ в кино — порой его притягивал материал, порой имя режиссера, с которым было интересно работать, порой черты характера персонажа, которых в его актерской копилке еще не было. Может быть, порой и необходимость заработать — в этом нет никакого греха! Тем более что никогда за всю свою творческую жизнь Кирилл Юрьевич Лавров не лукавил со своим даром — не играл, как это называют артисты, «вполноги», не халтурил, не облегчал своих героев. Скорее, наоборот, склонен был усложнять, выискивать в них ту глубину, которой не предполагали ни драматургический материал, ни режиссура.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза