Кирилл Обломов и его невероятные миры

— Вот видишь, он даже имя своё истинное сказал, — произносит банник, — наивность в высшей степени. Разве можно такого обижать?

— Ты прав, муженёк, что с него возьмёшь, — шепелявит обдериха, демонстрируя свои редкие зубы.

— А ты знаешь, что ты сделал своим признанием? — банник присаживается на скамью и жестом предлагает сесть мне. — Ты снял обязательство перед Бабой-Ягой, иначе б ты по гроб жизни не расплатился с ней за ту задушенную чёрную курицу и чёрный хлеб с солью. Она хитрая, но ты перехитрил её своей наивностью и чары её на тебя действовать не будут. У тебя появилась возможность вырваться … хотя, что-то всё ещё висит над тобой, — банник вперил на меня внимательный взгляд. — Какую услугу или помощь она для тебя оказала?

— От волков спасла, — хлюпнул носом я.

— От волков? Это плохо, — хмурится банник. Хотя если она сама их подослала, то обязательство перед ней аннулируется. Но тебе необходимо выяснить, что на самом деле, было, иначе завязнешь у неё очень, очень надолго.

— А как это узнать? — в отчаянье пискнул я.

— Ну, если где в разговоре она проговорится или лично тебе скажет, но это вряд ли, — чешет лохматую голову банник.

— Что же мне делать, неужели всю жизнь в рабстве у неё быть? — колючие слёзы стараются вырваться из глаз, но усилием воли сдерживаю себя, чтобы не расплакаться.

— Почему всю жизнь, — мягко говорит банник и мне сразу легчает на душе, но он безжалостно продолжает, — она может в любой момент тебя съест, если увидит, что ты плохо работаешь. Поэтому когда тебе невмоготу будет работать, лови чёрную курицу, души её, закапывай на пороге в баню и смело иди к нам, мы попробуем тебе помочь, — благодушно улыбнулся банник.

— С курицей не получится, — горько вздыхаю я.

— Почему не получится? — не понимает меня банник.

— Я не смогу её задушить.

— Кого, курицу? — весело смеётся обдериха.

— Да, — сознаюсь я. Мне стыдно, но переступить через себя не могу, лишать жизни кого либо, для меня невыполнимая задача. Как представлю, как буду гоняться за курицей, а затем душить, в дрожь бросает.

Банник кривит губы, раздувает щёки, чешет нечёсаную голову, затем порывисто встаёт, ходит по бане взад-вперёд, останавливается, задумчиво смотрит на меня.

— Добрый ты Кирюша, нельзя таким быть, пропадёшь. Хорошо, хотя бы чёрный хлеб с солью принеси. Это ты хоть, сможешь сделать? — хмыкает он.

— Конечно, — обрадовался я.

— Вот и ладушки, — вздыхает банник. — Ох, как я намучился с тобой! — вздыхает он.

— Спасибо, вы такие добрые, — искренне говорю я.

— Давно мы такое уважение в свой адрес не слышали, — улыбается обдериха и даже лицо преображается, словно лучик света по нему пробегает. — Вот, что тебе скажу, сынок, — хихикнула она, — можешь заходить просто так, без всяких подарков, ты их нам сейчас с лихвой дал, я даже себя молодой почувствовала. А насчёт волков я у неё сама спрошу, — неожиданно она гладит меня по голове. — Какой хороший мальчик. Вот, что я подумала, переберёмся мы в твою баню. Надеюсь, она у тебя есть? — она, не мигая, смотрит на меня.

— Недавно папа построил на даче, — хвалюсь я.

— Из дерева? — строго вопрошает банник, видимо ему понравилась идея жены.

— Из дерева, — киваю я.

— Вот тебе подарок, Кирюша, — банник протягивает мне странный медальон — миниатюрный веник из тоненьких прутиков, — опустишь в росу, встряхнешь, бодрость, и небывалая сила сразу вольются в тело.

— Спасибо, — вновь благодарю я, — а мне даже нечего вам дать. Вот, что, возьмите мою кольчугу!

— Нет, она из металла, всё тело сожжёт, — смеётся банник. — Не переживай, для нас лучшим подарком будет перебраться от этих топей в нормальное человеческое жильё. Каждую ночь ностальгия мучает, раньше мы у купца одного жили, да извела его Баба-Яга и к себе нас забрала. Ты ведь, приглашаешь нас? — хмурится он.

— Конечно, — не задумываясь, говорю я.

— Тогда по рукам, — он протягивает толстую, всю в шерсти ладонь.

С опаской жму её, и искорки пробегают по нашим пальцам.

— Всё, договор заключён, — с облегчением вздыхает банник. А я не знаю, хорошо это или плохо.

Банник и обдериха как-то незаметно исчезают, а я наконец-то привожу сметенные мысли в порядок. Оно конечно положение не аховое, но у меня появились если не друзья, то союзники. В какой-то мере замаячил шанс выбраться из владений страшной старухи.

В предбаннике одеваюсь в чистые одежды, перепоясываюсь волшебной верёвочкой и выхожу во двор в тот момент, когда Баба-Яга заканчивает загонять в загон ужасных гусей. В сарае звякает цепь, медведь тяжело вздохнул, переворачиваясь с боку на бок, из глубины топей донёсся хохот кикиморы, филин ухнул, щёлкнул клювом и повернул в мою сторону голову. Я под постоянным присмотром, вероятно, помимо филина есть и другие кто за мной приглядывают. Стайка летучих мышей нахально проносится у самого лица, и я почувствовал злобное внимание с их стороны.

Баба-Яга шумно нюхает воздух, чует меня, оборачивается через плечо, затем ковыляет ко мне, опираясь на растрёпанную метлу.

— Как тебе баня, Кирюша? — она смотрит на меня, улыбается, но глаза злющие, словно у бешеной собаки.