Кирилл

– Могу и получше, – отозвался я. – Предлагаю тебе отрубить большой палец на правой руке – быстро и наверняка…

Стоматолог деловито осматривал рот Кирилла, пока тот сидел в кресле бледный и несчастный, поминутно хватаясь рукой за щеку и морщась от боли.

– Извините, молодой человек, – сухо сказал дантист, – но я не буду удалять нерв у этого зуба – он же абсолютно здоров! Я пока еще в своем уме.

– Вы, кажется, не так поняли, – возразил я, стоя, как ангел-хранитель, за спиной брата, издающего мученические стоны, – зуб нужно просто вырвать, и все, иначе этот идиот сведет с ума всю семью. Мы уже третью ночь не спим из-за его воплей. Простите, но мы не уйдем отсюда, пока вы не избавите брата от причины его и наших мук.

– Ну, как знаете, – пожал плечами врач, – ваше право, в конце концов, калечить себя. Потом только претензий мне не предъявляйте.

– Претензий не будет, – пообещал я, улыбаясь и про себя издавая вздох облегчения оттого, что мой план удался.

Анестезиолог поднес к лицу Кирилла черную маску с эфиром.

– А что если я не выйду из наркоза? – с опаской спросил брат, отводя в сторону его руку.

– Ничего страшного, – мягко ответил я, – останусь я и буду жить за двоих, так что, обещаю, твоего исчезновения никто и не заметит. Буду натягивать твою дурацкую кепочку и драные джинсы и волшебным образом превращаться из Золушки в принца. Подвоха никто не заподозрит, у нас ведь даже индикаторы-туфельки одного размера.

– Сволочь, – выразительно сказал Кирюша и притянул к лицу руку врача с маской, временно лишающей человека сознания.

Я сидел в окрашенном тоскливой зеленью коридоре военкомата, ожидая Кирилла у дверей зубоврачебного кабинета. Передо мной расхаживал взад-вперед военный с суровым взглядом исподлобья. Когда из комнаты с надписью «Психиатр» или «Хирург» появлялся полураздетый парень, проходящий медкомиссию, военный быстро приближался к нему, брал у него папку с личным делом и вел к очередному врачу. Наконец, дверь распахнулась, и ко мне выбежал Кирилл, радостно потрясая медицинской документацией.

– Я – «негодник», – торжественно объявил он, лыбясь во весь рот, в углах которого уже стали заметны пустые места.

Возникший рядом с Кириллом неулыбчивый военный забрал у него папку с врачебными показаниями и, взглянув на объемную запись, сделанную дантистом, презрительно махнул рукой.

– Можешь идти домой, салага, – прогавкал он в типично милитаристской манере и поспешил к очередному призывнику.

Мы вышли на свежий воздух.

– Ну, с «белым билетом» тебя, братишка, – поздравил я Кирилла. – Считай, что ты дешево купил себе свободу.

– Да уж, – хмыкнул Кирюха, трогая языком еще не зажившую после операции десну. – Кто бы мог подумать, что мои ужасные зубы обернутся мне во благо? Ну, а ты-то как – может, и у тебя какое отклонение нашли?

– Нет, не успели, – коротко ответил я.

– То есть?

Я остановился на дороге и стал расстегивать плащ под недоумевающим взглядом брата.

– Смотри, – сказал я, распахивая свой длиннополый макинтош: под его покровом, глубоко засунутая в брюки, лежала заветная папка с моим личным делом – люди в военкомате берегли его как зеницу ока и все-таки проворонили. – Больше я в их списках не числюсь. Можно сказать, теперь я для них вообще не существую: без этого документа им и искать-то некого. А если и вспомнят мое лицо, то наверняка подумают, что это был ты, и скажут: так ведь это же тот самый беззубый «негодник», от которого в армии толку, как от козла молока…

– Ну ты даешь, братан, – проговорил Кирилл, ошарашенно глядя на меня, – а мне-то всегда казалось, что святой грешник – это я…

Я лишь коротко хохотнул.

***

Мы с Кириллом бродили вдоль бесконечных стеллажей американского торгового центра «Фред Майер». Братец не мог прийти в себя от потрясения при виде буржуазного изобилия товаров: ему нужно было все потрогать, поохать над каждой изящно упакованной мелочью и идти дальше, скрепя сердце от горького осознания того, что данное великолепие – не для нищих русских туристов. Внезапно он застыл как вкопанный над какой-то коробочкой и легким окликом привлек к ней мое внимание. Я подошел к полке.

– Смотри, – шепотом сказал Кирюха, как будто кто-то здесь понимал по-русски, – знаменитые карты Таро.

– Да, они самые, – согласился я, прочитав надпись на синей упаковке, под которой было запрятано бесценное сокровище, оцененное, однако, практичными американцами в пятьдесят долларов. – Пошли дальше.

– Нет, постой, – умоляющим голосом произнес Кирилл, – неужели мы уедем отсюда без единого, самого маленького, сувенирчика?

– Что ты предлагаешь? – спросил я подозрительно. – Выкинуть на карты полста баксов? Нет, уволь: нам еще две недели на что-то жить нужно.

Кирилл подошел ко мне вплотную, так что я почувствовал его дыхание у себя на волосах.

– Помнишь – хлеб и книги воровать не грешно? – одними губами прошептал братишка.

– Ты псих, это не книга, – тоже беззвучно произнес я. – Не впутывай меня, пожалуйста, в свои аферы. Я иду к выходу.

– Я буду через пять минут.

– Здесь на каждом шагу камеры, – предупредил я Кирилла.