Кириньяга. Килиманджаро

Мы прилетели на Кириньягу, чтобы создать идеальное общество кикуйю, Утопию кикуйю. Могла ли одна одаренная девочка нести в себе семена уничтожения нашего общества? Полной уверенности у меня не было, но я точно знал, что одаренные дети вырастают. Превращаются в Иисуса, Магомета, Джомо Кениату, но ведь детьми были и Типпу Тиб[11], самый жестокий из рабовладельцев, и Иди Амин[12], мясник собственного народа. Или, что случалось чаще, из них вырастали подобные Фридриху Ницше и Карлу Марксу, удивительно талантливые люди, чьи идеи стали руководящими для менее талантливых и менее способных. Должен ли я стоять в стороне и надеяться, что она окажет благотворное влияние на наше общество, когда вся история человечества говорит о куда большей вероятности обратного результата?

Решение было болезненным, но не особенно трудным.

– Компьютер, – проговорил я наконец, – я отдаю тебе новый приказ высшего приоритета, заменяющий мой предыдущий приказ. Я полностью запрещаю тебе общение с Камари при любых обстоятельствах. Если она включит тебя, ты должен сказать ей, что Кориба запретил тебе контактировать с ней каким бы то ни было образом, после чего немедленно отключиться. Ясно?

– Приказ понят и записан.

– Отлично, – сказал я, – а теперь выключись.

Вернувшись из деревни следующим утром, я нашел тыквы пустыми, одеяло смятым, а двор бома – в козьем помете.

Среди кикуйю нет человека могущественнее мундумугу, но и он не лишен сострадания. Я решил простить детскую выходку Камари, а потому не зашел к отцу девочки и не приказал другим детям избегать ее.

Она не пришла и после полудня. Сидя у хижины, я ждал Камари, чтобы объяснить ей мое решение. Когда наступили сумерки, я послал за мальчиком, Ндеми, чтобы тот наполнил тыквы водой и подмел в бома. Это считалось женской работой, но он не решился противоречить мундумугу, хотя каждое его движение выдавало презрение к данному мной заданию.

Прошло еще два дня, и, когда Камари так и не появилась, я вызвал ее отца, Нджоро.

– Камари нарушила данное мне слово, – сказал я, когда он пришел. – Если она и сегодня не придет подметать мой двор, мне придется наложить на нее таху.

Он озадаченно посмотрел на меня.

– Она говорит, что ты уже ее проклял, Кориба. Я хотел спросить, должны ли мы выгнать ее из нашего бома.

Я покачал головой.

– Нет, выгонять ее из бома не нужно, – сказал я. – Я еще не наложил на нее таху, но она должна прийти сюда сегодня.

– Не знаю, хватит ли у нее сил, – покачал головой Нджоро. – Три дня она не ест и не пьет, а лишь неподвижно сидит в хижине моей жены. – Он помолчал. – Кто-то другой наложил на нее таху. Если это не ты, возможно, тебе удастся снять его.

– Она не ест и не пьет три дня? – повторил я.

Он кивнул.

– Я проведаю ее, – и, поднявшись, я последовал за ним к деревне. Когда мы пришли в бома Нджоро, он подвел меня к хижине своей жены, вызвал из нее встревоженную мать Камари и отошел, пока я заглядывал в хижину. Камари сидела у стены, подтянув колени к подбородку, руками обхватив тонкие ножки.

– Джамбо, Камари, – поздоровался я.

Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.

– Твоя мать тревожится за тебя, а отец говорит, что ты отказываешься от пищи и воды.

Она снова не ответила.

– Кроме того, ты не сдержала обещания прислуживать в моем бома.

Тишина.

– Ты что, говорить разучилась? – спросил я.

– Женщины кикуйю не должны разговаривать, – ответила она горько. – И не должны думать. Им только и положено, что вынашивать детей, готовить, собирать хворост да пахать на полях. Им нет нужды думать или говорить, чтобы заниматься всем этим.

– Ты настолько несчастлива?

Ответа не последовало.

– Послушай меня, Камари, – медленно проговорил я. – Я принял решение на благо Кириньяги и менять его не буду. Как женщина племени кикуйю ты должна жить согласно нашим традициям. – Я выдержал паузу. – Однако и кикуйю, и Эвтопический Совет не лишены сострадания по отношению к отдельному человеку. Любой член нашего общества может покинуть его, если пожелает. Согласно хартии, которой дана нам во владение эта планета, тебе надо лишь отправиться в место, именуемое Космопорт, а корабль Техподдержки заберет тебя и доставит в указанное тобою место.

– Я знаю только Кириньягу, – ответила она. – Как я буду выбирать новый дом, если мне запрещено узнавать про другие места?

– Не знаю, – признал я.

– Я не хочу покидать Кириньягу! – продолжала она. – Тут мой дом. Тут мой народ. Я из племени кикуйю, не масаи, не европейка. Я буду рожать детей своему мужу и работать у него в шамба; я буду собирать для него хворост, готовить ему пищу, ткать полотно для его одежды; я уйду из шамба моих родителей и буду жить в семье мужа. И сделаю это без малейших сожалений, Кориба, если ты только позволишь мне научиться читать и писать.

– Не могу, – с грустью ответил я.

– Но почему?!!

– Кто самый мудрый из знакомых тебе людей, Камари? – спросил я.

– В деревне нет мудрее мундумугу.

– Тогда ты должна довериться моей мудрости.