Кирюша из Севастополя

— Способов много, только не о всех рассказывают. Явимся в Сенную, добрые люди подскажут. А по дороге в Крым еще не время шагать тебе. Наставили на ней фрицы виселиц от Керчи до Севастополя.

— Вы же идете, не боитесь! — возразил Кирюша, убежденный в том, что Федор Артемович не хочет сказать правду о своем маршруте. — Возьмите, не подведу.

— Не просись. Человек ты подходящий, надеюсь, но дальше Сенной нельзя. Сам убедишься, как немцы между Таманью и Керчью пролив караулят. Лодки у людей поотнимали, рыбалить не позволяют, живи чем хочешь, а если заприметят в проливе, топят без предупреждения. Вот и помозгуй, как переправиться в Крым. Посложнее, чем через Цемесскую бухту. Вынь-ка свой эрзац-кортик.

Он взял трофейный тесак и ловко вскрыл банку.

— Присаживайтесь и принимайтесь.

Кеба и Кирюша, не мешкая, примостились у рюкзака, на котором был разложен неприхотливый завтрак.

— За плавающих и путешествующих! — предложил Федор Артемович, подавая рулевому флягу. — Приложись, Кеба, но не очень.

Тот, запрокинув флягу, отпил из нее и, крякнув от удовольствия, передал подростку.

— Хлебни жизни, Кирюша.

Маленький моторист храбро глотнул, подражая рулевому, и мгновенно поперхнулся. Рот его обожгло нестерпимым пламенем, глаза налились слезами, горло будто сдавили железные пальцы.

— Хороша жизнь? — смеясь, поинтересовался Кеба.

— Горит! — хрипло выдавил Кирюша.

— Заешь, заешь, само погаснет, — успокоил Федор Артемович и протянул ему сухарь с куском мяса.

Кирюша с жадностью накинулся на еду. Через минуту ощущение ожога исчезло заодно с ощущением холода, но во рту все-таки была противная горечь.

— Еще? — Кеба подтолкнул Кирюшу в бок.

— Не хочу.

— Хватит, — решил Федор Артемович и, к неудовольствию Кебы, который был бы непрочь приложиться еще разок, завинтил пробку. — Спирт и водка немало хороших людей испортили, кто меры не признавал. Доедайте, а я разведкой займусь. Прежде чем курс проложить, надо точно определиться.

Он выполз наружу и скрылся в шуршащих кустах.

Рулевой выждал и, когда шуршание стихло вдали, наклонился к подростку:

— Топает в Севастополь, это факт. Тебя не возьмет, тоже факт. Дело серьезное. Человек жизнью рискует, а задание обязан выполнить. Ты свяжешь его, потому что он за тебя крепко беспокоится. Насчет Сенной не советую. Что до нее, что вокруг бухты — одинаковое расстояние. Понятно, сам выбирай, только я как моряк до своей лайбы притяжение имею. А какой настоящий моряк по доброй воле сойдет с корабля и не вернется? Нема таких. По мамаше тоскуешь, Кирилл Трофимович? Сочувствую, но не одобряю, если ради тоски зря в петлю сунешься…

— Значит, и Федор Артемович зря рискует? — протестующе вскинулся маленький моторист. — Эх ты, Кеба!..

— Сравнил! — насмешливо пробурчал рулевой. — Такое у Вакулина задание. Пошлют меня с тобой, пойдем без прений, а без спросу на вахте и в гальюн не отлучаются.

— То на вахте, — не сдавался подросток.

— А мы с тобой где? Раз в переплет попали и в таком месте очутились, куда люди в разведку ходят, должны по-флотски пользу принесть. Обойдем кругом бухты, глянем лишними глазами, что делается, и доложим командиру дивизиона. Вакулин тебя, как маленького, жалеет. Приведет в Сенную, сдаст на руки тому деду, и просидишь кто знает сколько в хате на печке. Дело твое…

Он принялся набивать трубку табаком.

Выбор маршрута

Задолго до войны, в школьные годы, внимание Кирюши привлекла картина, которую он увидел на стене класса: закованный в доспехи всадник в раздумье придержал длинногривого коня на развилке дорог у камня с надписью. Кирюша с трудом разобрал полустертую надпись: «Направо пойдешь — горе найдешь, налево пойдешь — смерть примешь, прямо пойдешь — не вернешься». Он обратился за разъяснениями к учительнице, и та, рассказав ему увлекательную былину, сложенную в древней Руси о богатырях и витязях, вызволявших из невзгод свою родину, постаралась раскрыть перед ним глубокий смысл мудрого народного сказа о выборе пути, под которым подразумевалась дорога в жизнь.

Выслушав Кебу, маленький моторист неожиданно вспомнил об этой картине.

Предложение Федора Артемовича было очень соблазнительным: станица Сенная, расположенная неподалеку от Керченского пролива, находилась почти на середине пути между Солнцедаром и Севастополем, а, значит, из нее было куда легче добраться домой. Только проведя полгода вне родного города, не получая известий ни от матери, ни от брата, Кирюша впервые испытал по-настоящему, что значит тоска по близким. Чем дольше тянулось время со дня ухода из Севастополя, тем острее он чувствовал утрату, тем сильнее нарастало в нем, подчиняя мысли, желание вернуться домой.