Киропедия

После этого мидяне и гирканцы отправились делить добычу, громко смеясь тому, что сказал Кир относительно опытности персов в верховой езде. Кир же созвал таксиархов и приказал собрать коней со сбруей, а также конюхов, и, подсчитав количество, метнув жребий, равномерно поделить их по таксисам. Кир приказал также объявить, чтобы все рабы из ассирийского, сирийского или арабского войска, происходящие из Мидии, Персии, Бактрии, Карий, Киликии, Эллады или каких-либо других мест, откуда они были насильно угнаны, явились к нему. Услышав слова глашатая, многие рабы охотно и с радостью явились к Киру. Кир выбрал тех, кто казался сильнее и красивее других, и сказал им, что отныне они свободны и будут носить за всадниками оружие, которое они им дадут.[100] А что касается снабжения их продовольствием, то эту заботу он берет на себя. Сразу после этого Кир отвел их и передал таксиархам, приказав отдать им плетеные щиты и мечи без ножен; с этим оружием они должны были следовать за всадниками. Довольствие им было назначено точно такое же, как персам. Сами же персы отныне должны были всегда выступать в поход верхом на конях, в панцире и с копьем в руке (и сам Кир первый подал пример этого.[101] А над пехотинцами-гомотимами каждый, ставший всадником, должен был поставить взамен себя другого начальника, тоже из гомотимов.[102]

Глава VI

Такими делами они были заняты, когда прибыл верхом Гобрий,[103] ассирийский вельможа, в сопровождении конной свиты. Спутники Гобрия были вооружены обычным оружием ассирийских всадников. Те воины, которым было приказано собирать оружие врагов, велели приехавшим сдать свои копья, чтобы затем сжечь их так же, как они делали это в других случаях. Однако Гобрий ответил, что прежде хотел бы повидать Кира. Тогда гипереты оставили прочих всадников на месте, а Гобрия привели к Киру. Обратившись к Киру, Гобрий сказал:

— Господин, по происхождению я ассириец. Я владею обширной страной с мощной крепостью, являющейся моей резиденцией. Под моим командованием всегда было до тысячи всадников, которых я приводил на службу к ассирийскому царю; ведь я был ему самым близким другом. Но так как царь этот, доблестный муж, погиб в сражении с вами, и власть перешла к его сыну, моему злейшему врагу, я прибыл к тебе и как проситель припадаю к твоим стопам. Я предаюсь тебе как раб и как союзник, и прошу тебя выступить мстителем за меня. Если это возможно, я готов усыновить тебя; ведь у меня теперь нет детей мужского пола.

Был у меня, господин, единственный сын, прекрасный и доблестный юноша, любивший и почитавший меня так, как только и может почитать счастливого отца родное дитя. Однажды покойный царь, отец нынешнего правителя, пригласил его к себе, чтобы отдать за него свою дочь. Я отослал его, гордый тем, что теперь увижу своего сына женатым на царской дочери. Тот, кто стал ныне царем, пригласил моего сына на охоту и, считая себя лучшим наездником, чем мой сын, разрешил ему преследовать зверя на всем скаку, не ограничивая его свободы. Мой сын охотился вместе с ним, как с другом. Встретив медведицу, оба они-кинулись ее преследовать, и тот, кто ныне властвует, метнул в нее дротик, но промахнулся (лучше бы этого не случилось!). Тут метнул дротик мой сын и убил медведицу (не надо было ему этого делать!). Почувствовав обиду, царский сын сумел тогда скрыть свою зависть. Но затем встретился им лев, и царский сын опять промахнулся (в этом, я полагаю, не было ничего особенного); и вновь мой сын, вторично сделав меткий бросок, убил льва наповал, воскликнув при этом: «Дважды метнув дротик, я оба раза поразил зверя!» Тогда этот преступный человек не сдержал своей ненависти и, схватив копье у одного из своих спутников, ударил моего единственного и дорогого сына в грудь, лишив его жизни. Несчастный, я отвез домой труп, а не жениха, и похоронил, будучи уже в таких летах, моего возлюбленного и прекрасного сына, погибшего в расцвете юности. А убийца, как будто погубив врага, никогда после не высказывал и признака раскаяния, и за свое злое дело ничем не почтил того, кого скрыла земля. Отец убийцы сочувствовал мне и явно был огорчен несчастьем, постигшим меня. Если бы б он был жив сейчас, я никогда не пришел бы к тебе с целью причинить ему зло: он не раз проявлял свою дружбу ко мне, и сам я помогал ему во всем. Но теперь, когда власть перешла к убийце моего сына, я никогда не смогу быть ему верным подданным. И сам он, как я хорошо знаю, никогда не станет питать ко мне дружеских чувств. Ведь он знает, что я о нем думаю и в каком положении оказался я, некогда живший счастливой жизнью, а теперь одиноко и тоскливо доживающий свой век. Если ты примешь меня и у меня появится надежда с твоей помощью как-то отомстить за гибель моего сына, которого я так любил, мне будет казаться, что ко мне вернулись мои молодые годы. Я уже не буду стыдиться, пока живу, и, умирая, скончаюсь без душевных мук. Таков был рассказ Гобрия. Кир же сказал ему: