Киров

Кое-кого покарали. Остальные по-прежнему подличали, в чем Сергей Миронович убедился, едва попав в Астрахань: интендантские проходимцы пытались уворовать привезенное его экспедицией обмундирование. Снабжение войск и населения разваливалось. В феврале поставки хлеба из Средневолжья донельзя сократились, запасы муки иссякали, суля голод в довершение к сыпняку и зимней стуже.

Киров начал с того, что урезал и без того тощий хлебный паек — надо было бесперебойно кормить армию. Чтобы покончить с повальным сыпняком в войсках, Сергей Миронович предложил жителям взять на себя размещение, лечение больных воинов и уход за ними.

Заботился Ревком и об астраханских тружениках. Раздобыв рыбы, которая была тогда для них основным продуктом питания, выдачу ее населению удвоили. Впервые взяли под контроль выпечку хлеба. Впервые ввели вечернюю торговлю, чтобы рабочие спокойно получали паек, возвращаясь с предприятий. Налаживая разумные отношения с крестьянством, увеличили заготовки мяса. Предприятиям и кооперативам позволили закупать в селах ненормированное продовольствие, а рыбакам — продавать горожанам свой улов.

Сергей Миронович послал в Самару гонцов, и буквально через несколько дней оттуда пошло зерно. Чиновных мародеров и хапуг, невзирая на их посты, отдавали под суд Военно-полевого революционного трибунала, как велел Ленин. Медлительность и канцелярщину в учреждениях, невнимательность к посетителям Ревком специальным приказом определил как преступление перед революцией:

«Живое дело — вместо мертвой бумаги, революционная дисциплина — вместо начальствующего кнута, творческая деятельность — вместо пассивного выполнения приказаний. Каждый работник — не только гайка и винт общего советского механизма, но и мозговой центр, источник энергии, созидающий новую Социалистическую республику рабочих и крестьян».

На призывы Ревкома откликались делом не только коммунисты. Это был подвиг судоремонтников и бондарей, речников и рыбаков, врачей и других интеллигентов, подвиг матерей, зачастую ничего не получавших для детей, кроме восьмушки хлеба. Отказывая себе в последнем, они вместе с армейцами двинули в степь и походные кухни, и банно-прачечные отряды, и дезинфекционные камеры, и вещевые цейхгаузы, и медико-санитарные летучки. В кооперативах взяли все пригодное на простыни и наволочки, полотенца и бинты, выскребали для больных остатки сахара и масла, изюма и риса.

В Лагани, на Белом озере, в Эркетеневской ставке и на пароходах развернули госпитали. В огромный лазарет превратили пригородный поселок Форпост. Плотники и бондари ставили переборки, мастерили койки и нары. Медицинский союз мобилизовал врачей, фельдшеров, сестер. Работницы и домашние хозяйки добровольно шли в санитарки, прачки и уборщицы. Извозчики и крестьяне перевозили тифозных. В городе перестроили в больницы несколько бездействующих заводов и фабрик. Под больницы отводили и благоустроенные здания, уплотняя учреждения и казармы.

5 марта чекисты, назначенные Ревкомом неделей раньше, положили на стол Кирову документы о назревающем белогвардейском мятеже. Как потом обнаружилось, царских офицеров и политических выжиг поддерживали из Баку английские интервенты, а также астраханские купцы и попы. Штаб мятежников припас много оружия, заслал своих лазутчиков в советские учреждения. План мятежа умело составили военные специалисты.

Чекистские документы, хотя и вполне достоверные, были отрывочны и не давали возможности ни предотвратить мятеж, ни выловить его зачинщиков.

6 марта Ревком взял под усиленную охрану все наиважнейшие объекты.

7 марта ввел военное положение. Некоторые части гарнизона перешерстили, удаляя сомнительных командиров и бойцов. Десятки коммунистов, главным образом кадровых рабочих, вооружили. Защиту города, разделенного на шесть участков — комендатур, вверили Совету обороны, «тройке» во главе с Бутягиным, заместителем председателя Ревкома.

8 марта Ревком в обращении к астраханцам предупредил их о возможных провокациях.

10 марта, утром, послышались протяжные гудки и свистки — белогвардейский сигнал к выступлению. Работа на предприятиях была прервана. Толпы высыпали на улицы. Мятежники действовали необычно, каверзно. Переодетые в рабочие спецовки и замусоленные стеганки, затевали летучие сборища, крича: «Бей комиссаров!» По сговору с рабочими-шкурниками тащили мешки с мукой из пекарен, подстрекая слабовольных прохожих к грабежу. Раздавали оружие, вербуя предателей. Пользуясь суматохой, мелкими отрядами просачивались с окраин поближе к центру города.

Отличить мятежников от своих или случайных прохожих было трудно, и красноармейцы, военные моряки — военморы, утихомиривая толпы, поначалу не решались стрелять или стреляли в воздух. Натыкаясь на заслоны, мятежники открывали огонь. Отвечали им неспело. Мятежники проникли в небольшой цейхгауз и на судоремонтный завод «Норен».