Киров

Почему в инженерной части так долго копались с системой охлаждения реактора? В ходе этого столкновения корабль мог развивать не более десяти узлов. Ему нужна была скорость, чтобы направиться на юг и занять наилучшую позицию для сражения, которое было вопросом лишь времени и морских миль. Что сделано, то сделано. Ему предстояло жить с этим и потому не следовало тратить время на сомнения над поверженным врагом.

Карпов знал, что рискует. Это ощущение возникало у него много раз, когда он, наконец, решал привести в исполнение свои планы против потенциального противника, потому что знал, что может потерпеть неудачу. Американцы были лишь еще одной ступенькой на лестнице, по которой, как ему виделось, он должен был взойти. Завтра будет новый день, и кто знает, что могло случиться. Человек не может быть не слишком осторожен, ни слишком смел, подумал он. Чего ради?

Он был осторожен большую часть жизни. Тщательное планирование, терпение и много тихих страданий привели его к этому месту. Теперь он, наконец-то, решился на нечто дерзкое, и ощущал странное головокружение, глядя на сводки по повреждениям, нанесенным противнику. Наверное, это было похоже на то, что испытывал Орлов, когда бил кого-то в лицо, подумал он. Пьянящее, самодовольное ощущение собственной власти. Оно заглушало запах стыда, который преследовал его все эти годы и заставлял ощущать себя кем-то большим, чем он был ранее.

Он задумался о боезапасе и повернулся к Самсонову, запросив сводку.

— Израсходовано двенадцать ракет «Москит-2», остаток двадцать восемь. Израсходовано шестнадцать ракет С-300, остаток сорок восемь. Израсходовано тридцать две ракеты «Клинок», остаток девяносто шесть. Зенитные орудия израсходовали около пяти процентов снарядов. Носовое 100-мм орудие выпустило шесть снарядов из тысячи. Снаряды к 152-мм орудиям и торпеды не использовались. То же касается и вспомогательных противокорабельных ракет.

Капитан потер руки. Не считая противокорабельных ракет «Москит», а также почти полного боезапаса ракет С-300, в его распоряжении были замечательные 152-мм орудия, все еще не вступавшие в дело. Кроме того, у него были еще две пусковые установки ударных ракет с десятью ракетами каждая.

— Мы получили дополнительный боекомплект ракет MOS-III «Старфайер»?[100] И что насчет ударных ракет?

— Нет, товарищ капитан. Стрельбы этими ракетами не планировались, поэтому дополнительный боекомплект не был принят на борт. Но мы имеем стандартный боекомплект из десяти ракет для обеих систем.

Карпов молча обдумал ситуацию. С этими двумя боекомплектами всего у него находилось в распоряжении сорок восемь ракет, способных наносить удары по вражеским кораблям. Оба зенитно-ракетных комплекса были проверены и готовы, но ему следовало быть экономным в использовании противокорабельных ракет в ближайшие дни. Нужно было уточнить еще один аспект.

— Что насчет спецбоеприпасов?

Самсонов поднял глаза.

— Прошу прощения, товарищ капитан, но я не имею этой информации. Только адмирал имеет допуск к информации по состоянию специальных боевых частей.

Верно, подумал Карпов, и у адмирала имеется ключ на шее, как и у меня. — Благодарю, Самсонов, — спокойно сказал он.

Проблема заключалась в том, что для постановки ядерной боеголовки на боевой взвод и запуска оснащенной ей ракеты требовались оба ключа, по крайней мере, если система была настроена по умолчанию. Если он намеревался заполучить в свои руки второй ключ, пришло время сделать это, пока адмирал был нездоров. Но как сделать это, не вызвав недовольства экипажа? Он знал, что их любовь и уважение к адмиралу Вольскому могли стать непреодолимым препятствием, если бы ситуация дошла до открытого противостояния.

Он пристально рассмотрел ситуацию. Орлов был на его стороне. Орлов был хорош в кабацкой драке, а Карпов слишком хорошо понимал важность прямых и решительных действий. Проблема была не в Орлове, подумал он, а во мне! У меня все еще начинали дрожать колени, когда я думал о том, что адмирал скажет и сделает, когда узнает.

Он утешил себя мыслью о том, что Орлов, похоже, поддержал его, но решится ли взрывоопасный начальник оперативной части не отходить на задний план, когда Вольский вернется на мостик? А что насчет остальных офицеров? Роденко подчинялся тому, кто нес вахту на мостике. Он подумал, что мог положиться на Самсонова, Федоров был очевидной кисейной барышней, а Тарасов выглядел несколько потерянным, привычно вслушиваясь в шумы моря и словно витая где-то очень далеко. Но о чем он думал на самом деле? Все старые страхи и сомнения, всегда беспокоившие его в трудные времена, вновь заявили о себе. Однако что сделано, то сделано.

Как там адмирал? Сколько у него было времени прежде, чем Вольский встанет на ноги? Мог ли он поговорить с адмиралом, объяснить ему ситуацию, убедить в своей правоте? Мог ли он заставить того увидеть возможности, открывшиеся перед ними? Он мог настаивать на использовании ядерного оружия, но что делать, если адмирал не согласится?