В аннотации написано: «Сегодня редакция начинает печатать исторический очерк нашего корреспондента о Мытищинском заводе стеновых и теплоизоляционных материалов. Как становился на ноги завод и каким он стал в наши дни рассказывает этот очерк, написанный на основе архивных документов и воспоминаний ветеранов завода».
6 февраля 1970 года № 21.
«Мытищи. Одно из весенних воскресений 1884 года. Над городской слободой, осторожно расплескивая воздух, гремит колокольный звон. Все сильнее и громче удары колокола, будто тот, кто дергает поочередно веревки, привязанные к металлическим языкам, старается навсегда расплескать эту устоявшуюся тишину…
По слободке тут и там появляются люди. Первыми вышли старики. Степенно рабочие люди свертывают цигарки, оправляют бороды, неспешно закуривают. Потом на улицу выходят молодые. Над слободой где-то радостно взвизгивает гармонь и вдруг тотчас же, будто захлебнувшись, гаснет.
У церкви толпа. Не так-то просто попасть сюда! А колокола все гремят и гремят: весело и надрывно. По толпе проходит оживление. Люди переговариваются, переглядываются. Еще бы: вчера за три месяца впервые хозяин им дал выходной.
— Сам пожаловал, — произнес, еще бодрый на вид, старичок лет семидесяти. — У-у-у… Волю бы мою на него;-скороговоркой произнес старец, — полтину вчера и то недодал.
Сукин сын. Жмет соки, как из глины воду…
В церковь, сопровождаемый взглядами собравшихся людей, вошел хозяин кирпичного завода Воронин.
— Ирод, грехи приехал замаливать. Душегуб проклятый, — пронеслось по толпе.
Не прошло и пяти минут, как дверь церкви распахнулась, и на пороге появился Воронин. Подойдя к собравшимся, он глуховатым голосом произнес:
— Помолитесь и работать…
По толпе пробежал ропот.
— Хозяин, сам же говорил, что это воскресенье отдыхаем, — подал кто-то голос.
— Работать!..Кто не выйдет, пусть считает себя уволенным.
Не слушая никаких возражений, Воронин направился к карете.
С архивных листов день за днем встает многотрудная судьба мастеровых Воронинского завода. Шутка сказать: в ту пору ни один процесс не был механизирован. Унылая это была картина. Десятки, сотни людей под открытым небом месили ногами глину. И какое дело было Воронину и его помощникам до бесконечной сырости, от которой ноги покрывались язвами. Следующей операцией была раскладка глины в деревянные формы. Не разгибаясь по 14–15 часов в сутки, до полнейшего изнеможения, а порой до обморока, механически перекладывали рабочие глину, наполняя желтым месивом формочки. Да и третья операция — переноска формочек вручную в печь — была не менее легкой.
Из разных сел и деревень безлошадной России, гонимые беспросветной нищетой, приходили наниматься к Воронину крестьяне. Поток рабочей силы был нескончаем, и предприимчивый делец за бесценок скупал ее. Вокруг завода один к одному теснились бараки, где жили рабочие. Смрад непроветриваемых помещений, сырые заплесневелые стены, двухэтажные нары с соломенными матрацами создавали удручающую вид картину. Вши и клопы заполняли жалкое тряпье, именуемое постелью. Летом еще кое-как, с грехом пополам, боролись со всеми этими невзгодами: выносили на улицу полусгнившие матрацы, стирали зипуны, служившие одеялами, а когда подступала зима, думать о чистоте не приходилось. В многочисленные щели бараков морозными зимними ночами врывался ветер, выдувая остатки тепла. Жалкие, обветшавшие зипуны, армяки были слабой защитой от холода, и люди, под час, чтобы сохранить остатки тепла, не замерзнуть окончательно, сбивались в кучи и так сохраняли его. И в такие минуты из густой темноты вдруг раздавался голос какого-нибудь весельчака.
— А что, братцы, может завтра сходим к Воронину, попросим слезно, чтобы увеличил он нам рабочий день с тринадцати до двадцати четырех часов в сутки… Как-никак, а не замерзнем. Но не всегда подобная шутка находила отклик среди измученных, полузамерзших людей. Тринадцать рабочих часов! Вдумайся, товарищ, в эту цифру. Ты сейчас работаешь пять дней по восемь часов при отличной организации труда. У тебя запланированный обязательный перерыв на обед. К твоим услугам столовая. После работы ты идешь в кино, театр. В твоей квартире паровое отопление, вода, газ, ванна, телевизор, устойчивый заработок…
В архивных документах, бережливо хранящих историю кирпичного завода, мы находим запись, говорящую, что заработная плата мастерового высокой квалификации составляла 20 рублей в месяц. Конечно, по сравнению с тем, что имел крестьянин в деревне, 20 рублей были приличным заработком. Но давайте посмотрим, на что уходили эти, заработанные потом в нечеловеческих условиях труда, 20 рублей? До десяти рублей в месяц высчитывал Воронин с рабочих за харч. День получения зарплаты на кирпичном заводе Воронина был черным днем для мастеровых. Хозяин обдирал рабочих как липку. Чуть ли не вся зарплата уходила на плату за харчи, бараки и кровати, свет и т. д. Нередко рабочий получал на руки считанные копейки, которые тут же с горя пропивались в трактире».