Кирза и лира

А я не могу пройти! Она же не понимает, что в сапогах в комнату я пройти не могу, а снять их тем более. Нет, ноги у меня не пахнут, как у других ребят, тут мне не стыдно, противогаз не нужен, это точно. Носок один у меня, знаю, дырявый на пятке. На правой ноге. Не очень большая правда дырочка, приличная, но точно есть. Там, в сапоге, такая стелька жесткая придумана, кто это знает, носков, гадство, не напасешься. Протираются! А штопать я не умею. Еще чего! Против дырок на носках, я знаю, есть очень хороший прием. Простой в общем: как только дырка увеличивается до непотребных размеров, на пятке или на подошве, например, тут же переворачиваешь носок дыркой вверх, на взъём, и всё, вся, так сказать школа, — можно носить, пока новая внизу не протрется. Вот уж тогда, этот шрапнельный дуршлаг можно и выбрасывать. У этого моего носка, на правой ноге, сейчас пока еще первый этап. У девчонок, в общаге, например, там запросто, там без стеснения, сбрасываешь сапоги быстренько вместе с носками, они без надобности там, и шлёпай себе босиком, как дома, все свои. А тут, я же в гостях получаюсь, как тут босиком? Да и на минутку же.

— Вот тапочки, Паша, правда женские, у нас мужских нету, надевайте, не стесняйтесь. Я сейчас. А можно я вас чаем с вареньем угощу? Земляничное, домашнее, а? Вы же помогли мне! Выручили! Ой, а я вас и не поблагодарила еще, да? Извините, Паша, я вас и от дел военных, наверное, отняла. Спасибо вам, Паша, вы такой… сильный.

Я хоть и норовил на выход, к двери повернуться, но на варенье и на похвалу отреагировал, как кот на валерианку. Чувствую, поплыл от смущения, даже щекам горячо стало, бормочу что-то, мол, если уж только варенье вот, и если уж чуть-чуть.

— Да-да, я быстро. Проходите. Можете умыться. Тут, вот, у нас туалетная комната, тут зал… Проходите, пожалуйста. Я сейчас. — И исчезла на кухне.

Чуть потоптался я в прихожей, размышляя, плакала видать моя общага сегодня. Справится ли там Артур, один, бедняга? Снял сапоги вместе с носками, чтоб дыркой не сверкнуть ненароком, поставил в дальний угол эту конструкцию, к двери, чтоб не светились, натянул тапочки. Они — на полступни мне, как детские. Осторожно заглянул в комнату, в зал. В дальнем углу, на тумбочке, телевизор стоит. Большой! «Таурас», читаю. С другой стороны от окна, радиола на длинных ножках — «Ригонда». Горка пластинок. Рядом два кресла, журнальный столик с журналами: «Огонёк», вижу, «Мир», «Нива», «Юность» — мои любимые журналы. Аккуратными стопками лежат. На подоконнике вазочка с белыми, рюшечками, цветами, не знаю их название, на полигоне у нас такие растут. Большой книжный шкаф — заполнен полностью, битком забит книгами. Платяной шкаф… Большой диван… Несколько картин в красивых рамах на стенах, шторы, занавески… Чуть приоткрыта дверь в другую комнату… Огляделся, вроде мужем не пахнет, в смысле, мужских предметов не видно. Ольга… Николаевна, вспомнил отчество, гремит слышу на кухне чайником, воду набирает из под крана. Спрашиваю её, так, вроде, не навязчиво, но громко: «А муж ваш… это… где?»

— Что? Ааа! Нет-нет, не переживайте, никто не придет, я не замужем. Разведена.

— Уу-у!.. — неопределенно мычу. Это хорошо, замечаю про себя, а то придёт, а я тут, понимаешь, чай пью. Как объяснять, почему босиком?

— А мама к брату уехала. — Поясняет из кухни Ольга Николаевна. — Мы с мамой вдвоём живем. А брат живет в Мурманске, в Заполярье. Он моряк. Военный моряк. Вот мама и поехала на племянников, на внуков, то есть посмотреть. Двойня у нас! Близнецы. Полгода им уже.

— Ух, ты, двойня! Двойня, это здорово.

— Да, здорово. Мы очень рады. Максим и Николай. В честь дедов назвали. Ну, как вам у нас? — выходит из кухни.

— Нормально. В смысле хорошо, тихо, уютно у вас. Картины даже. Это настоящие?

— Что вы! Это репродукции. Копии. Куинджи, Брюллов, Репин, а вот это Васнецов.

— Всё равно хорошо. Красиво.

— Вам нравится? Правда?

— Да, конечно.

— Пойдёмте чай пить.

Как в постели оказались, даже не помню. Вернее, так всё произошло стремительно и быстро, я и сообразить не успел. Это как цунами по мне прокатился. Шквал, ураган, каких и во сне не увидишь.

За два с лишним года в армии я могу уже быстро раздеваться, даже очень быстро могу, можно в этом не сомневаться, но так, как в этот раз разделся, никогда. Как в восемь рук, как всё само, без меня, как и не было. Она тоже… Я это видел… Ооо!.. Она не тренировалась, как мы, поэтому, все пуговицы на её платье поотлетали враз, громко и с грохотом, как горох. Комбинация, штормовой волной над головой вспорхнула, как ласточка, даже и разглядеть не успел! Бюстгальтер предохранительной защелкой щелкнул, складываясь, чуть с заминкой слетели и плавки… Ууу!.. Передо мной полностью раздетая женщина!.. Вот это да!.. Вот это фигура!.. Ох, глаза!.. Вот это… Женщина!! Никакой Рембрандт такое не нарисует!