Кирза и лира

А тут и замполит роты, молоденький лейтенант, с ярким румянцем на щеках, по фамилии Ягодка (ну и фамилия у поца, «ягодка-конфетка», ехидничала между собой рота), включился в процесс (дремал, что ли), с нажимом в голосе предложил нам: «Предупреждаю, особо, товарищи солдаты, думать над тем, что вы пишете об армии. Помните, категорически ничего нельзя писать о том: где вы служите, что делаете, чем кормят, что вокруг вас делается, кто ваши командиры, любые фамилии, численность, кто рядом с вами служит, адреса… Ничего плохого об армии писать тоже нельзя, понятно? Письмо может попасть в руки нашему врагу. Представляете, что может получиться? Этого допустить нельзя. За это трибунал, и всё! — убедительно прихлопывает рукой по столу. — И ещё. Пишите, пожалуйста, без матов. Помните, вы солдаты Советской Армии. А ваши письма, — замечает укоризненно, — иной раз просто невозможно читать — сплошные маты!»

Мы дружно гогочем. А что тогда писать?

— Пашка, — громко шепчет мне Стас, — а что, здесь все письма вскрывают?

— Мм-м, наверно. — Пожимаю плечами.

— Все-все? — Не верит.

— Твои обязательно. Отстань, Стас. — Отмахиваюсь. — Откуда я могу знать? Я ж тоже здесь первый раз!

На всё про всё нам дали тридцать минут…

— Завтра ваши письма отправят.

«О! Письма домо-ой, это о-очень хорошо! Та-ак… Хорошо, что завтра отправят! А о чём писать?» В голове абсолютно пусто. В мыслях и чувствах путаница. Я, да и мы все, в растерянности. О чём же писать?! Такого поворота мы не ожидали, не приготовились. А тут, на тебе — тридцать минут… Попробуй, успей. И в распорядке этого не было. Да нет, дело даже не в распорядке. Этот лейтенант такого наговорил, что и писать-то теперь не знаешь о чем. Напишешь, как есть — прямиком попадешь под трибунал. Эта «ягодка» найдет, за что зацепиться, и всё, хана тебе. Тогда, о чем можно писать? Написать бы вот так, коротко и лаконично, как в телеграмме: «Мама, я хочу домой!» Или, еще точнее: «Мама, забери меня отсюда. Скорее забери. Забери!» И послать… Куда послать? На деревню дедушке, как Ванька Жуков, да? Вот ситуация. А если с другой стороны подойти — кому писать. Матери? Нет-нет, только не ей. Ей всего этого не опишешь. Правду скажешь — расстроится, слезы… Соврёшь — всё поймет. Значит, опять расстроится, снова слезы… А ей врать нельзя. Мама, дом — это больное. Как о матери здесь вспомню, наваливается жуткая тоска. Хожу потом, как мешком из-за угла пришибленный. Нет, только не ей. Во всяком случае, пока не ей. Сначала нужно осмотреться здесь, убеждаю себя, разобраться в ситуации… И уж только потом… После.

Оглядываюсь…

Стриженые головы в недоумении крутятся, как в школе, говоря одними глазами: дай списать! Вопрошают: а ты кому пишешь?

Идея! Нахожу вдруг решение, — писать нужно девчонкам, они ведь ждут. В памяти, подтверждая, мгновенно всплывают слова песни: «А дома, в далекой сторонке, где белые вишни в цвету, о нас вспоминая, вздыхают девчонки, девчонки, которые ждут…»

Точно, они же, которые ждут — ждут? Ждут. Вздыхают? Ясное дело вздыхают!.. Вот, им-то сейчас и нужно излить душу… Можно спокойно врать про солдатскую любовь, про невыносимую тоску, про муки ожидания, ну и тэ дэ, и тэ пэ. Про любовь, короче. Тем более что этого добра действительно (у меня, например) в огромном избытке. Каждую ночь во сне такое снится!.. Рассказать — не поверите! Такие чудеса видятся — сердце от любви на части рвется. А по утрам все кальсоны уделаны. «Прямо истика-аишь весь!» Вот гадство, какой тонкий механизм! Только подумаешь, а ещё и представишь… все, «он» уже, как штык, уже в рабочем состоянии! Я что ли виноват, если природа у меня такая? Да только ли у меня одного. Утром все пацаны такие, это ж по торчащим «ниппелям» хорошо видно, не спрячешь…

Но как хорошо-то во сне! Такие мощные, яркие цветные видения… живые, реальные ощущения. Лучше и не бывает, наверное! Но всегда угнетает одно, каждый раз девичий образ — любимый образ, желанный образ! — совершенно неуловим. То есть я все её тело очень хорошо вижу, очень хорошо чувствую и очень хорошо знаю… Понимаете, знаю! А вот лицо всегда неуловимо, неузнаваемо. Вот уже кажется всё, вроде уже вижу её смутный образ… уже чувствую её любящее тело… вот уже мы переполнены огромной нежностью, любовью друг к другу… уже чувствую сладость её губ, уже ощущаю наши горячие, трепетные тела, наше слившееся в одно на полувдохе дыхание… я знаю… я чувствую её… я люблю её… всю-всю… Любимая! Моя любимая! Но… кто ты, кто? Назовись. Покажись. Кто? А-а-а! Нет! Не-ет!.. Не… Всё!.. Ушла… Исчезла… Кончен бал, погасли свечи… Стирай кальсоны!