Кисейная барышня

Вопрос о неожиданном отезде отца вертелся у нея на языке, но по лицу гувернантки и по тону ея голоса она поняла, что теперь этого не следовало спрашивать. Зиночку приятно ободрило, что m-lle Бюш была такая же, как всегда -- так же аккуратно села свой утренний сухарик, так же спокойно осмотрела ея костюм, так же невозмутимо разобрала номер к номеру принесенную почту, точно вот сейчас выйдет папа, сядет к столу и начнет читать газету. Правда, не было Дарьи, которая безтолково бегала в это время с заплаканным лицом. Однако что же делать Зиночке? Если разучивать сонату, то разбудишь мать; если ехать к модистке примеривать зимнее платье, то m-lle Бюш некогда... Оставалось итти в свою комнату и дочитывать начатый роман Поля Буржэ. Безучастность к ея положению даже обидела Зиночку. В самом деле, почему m-lle Бюш так заботится о маленьких, ничего не понимающих детях, а ее оставляет совершенно одну? Зиночка отправилась к себе в комнату, посмотрелась в зеркало, привела в порядок разбросанныя на столе книги, отыскала свой французский роман и села с ним к окну. Но и роман не читался,-- глаза только механически пробегали строчку за строчкой, а мысль работала отдельно. Зиночка бросила роман; ей было душно в своей комнате, а в душе нарастала и нарастала жажда высказаться, разделить свое горе с живым человеком, наконец просто поплакать вместе. Но она была одна, и только котенок сладко спал на ея постели. Отодвинув заветный ящик в письменном столе, Зиночка занялась пересмотром разных записных книжек, валявшихся здесь без всякаго толка. Вот голубая бархатная книжка, назначенная для стихов, и на первой странице уже есть заголовок перваго стихотворения: "На смерть подруги". Это была целая элегия, к несчастью, оборвавшаяся на седьмом стихе: "Когда смотрю я вдаль лазурной мглы и море шлет к моим ногам приветные валы, в моей душе встает тот образ милый, который не исчезнет даже за моей могилой..." Пробежав стихи, Зиночка сморщилась,-- слишком уж по-детски да и какия-то глупыя повторения: "моим ногам", "моей душе", "моей могилой". Вообще глупо. Вырвав листочек с элегией и разорвав его в клочки, Зиночка на новой странице с особенной тщательностью вывела заголовок: "Дневник кисейной барышни", а потом мелким почерком: "Вместо предисловия". Повертев в руках перо, она приступила к делу. "Мне хотелось бы возстановить,-- писала она своим красивым, размашистым почерком,-- репутацию именно этой кисейной барышни, которую совершенно напрасно опорочили разные семинаристы. В ней есть свои хорошия качества и даже маленькия достоинства, которыя хороши уже тем, что она сама не сознаёт их, как, например, самопожертвование. Конечно, это слово покажется смешным некоторым скептикам (читай: Бржозовский), но ведь кисейная барышня составляет золотую середину. Да, она немножко легкомысленна и, как уверяют, очень глупа, потому что играет "Пробуждение льва", "La priere d'une vierge", любит сладкое, боится дурных снов, требует, чтобы ее смешили, пишет стихи, плачет над упавшим в воду котенком... Как видите, целый ряд самых страшных преступлений, когда кругом идет борьба за существование и требуется только один благоразумный. эгоизм".

-- Для предисловия, право, недурно и пока достаточно, а вот что дальше?-- Зиночка с удоволествием написала:, "глаза первая".-- Разве начать так: "Я, выключенная из 7-го класса гимпазистка за дерзость классной даме, Варваре Семеновне"... Нет, это неудобно: во-первых, m-lle Бюш презирает тех людей, которые начинают свои письма с "я", а во-вторых, в каждом слове так и чувствуется школьница. Лучше будет начать так: "Мой отец, золотопромышленник Ромодин, очень меня любил и, признаться, сильно баловал. Благодаря, может-быть, этому, я и не кончила курса в гимназии. Притом мама всегда была против этих гимназий, в которых дочери кухарок и прачек учатся вместе с воспитанными девочками. Мама кончила институт с шифром и в обществе прежде всего требовала известнаго comme il faut". Что же, отлично... так и начнем, нужно только немного выгладить стиль.