Кишон для гурманов

И она покинула комнату с пустыми тарелками в руке. Сквозь открытую дверь мы попытались обнаружить на кухне хоть какие-то следы кулинарной работы. Результаты были ничтожными. Кухня походила на операционную, столь стерильна, и бела, и спокойна она была…

Между тем — подошло к девяти — появились новые гости. Мой живот приветствовал каждого только громким урчанием.

Разговор перешел на успешный вояж в Америку нашего министра финансов:

— Можно говорить, что хотите, — проговорил кто-то, кто хотел. — Но он остался непобежденным.

Вот как? Я бы с удовольствием посмотрел на него, если бы он в Америке к обеду не получал ничего, кроме земляных орехов. Я, например, уже после второй тарелочки испытывал рези в желудке. Не то, чтобы я что-то имел против земляных орехов. Земляные орехи — вкусный, питательный, богатый витаминами продукт. Но он плохая замена индейке или рыбному салату с майонезом.

Я осмотрелся. Моя жена сидела напротив с известково-белым лицом и держалась в этот момент за горло, возможно, чтобы затолкать обратно "Джон Коллинз", восставший против огурцов и изюма. Я кивнул ей, накинулся на только что поданный сыр и в мгновение ока проглотил его вместе с пластиковыми шпильками. Г-жа Шпигель с супругом обменялись недоуменными взглядами и поднялись, чтобы похлопотать о новых поставках.

Кто-то упомянул как раз, что число безработных все прибывает.

— Ничего удивительного, — пояснил я. — Народ голодает.

Разговор давался мне нелегко, поскольку рот был забит солеными палочками. Но меня злило выслушивание этих глупых пересудов о неизбежно возрастающем количестве безработных, когда в комфортабельной квартире могут находиться люди, мечтающие о куске хлеба.

Моя жена приканчивала третью партию изюма, и на лицах наших хозяев проступила паника. Г-н Шпигель заполнял бреши в тарелках блюдечками с карамельками, но бреши вскоре образовались снова. В конце концов, у нас с утра ничего во рту не было.

Соленые палочки хрустели и ломались у меня во рту, так что я едва мог расслышать разговор. Пока они не превратились в кашеобразную массу, я обеспечил себя новым запасом миндальных орехов. С земляными было уже покончено, оливки еще оставались. Я ел и ел. Последние остатки моего некогда образцового самообладания улетучились. Постанывая и поохивая, я набивал рот всем, что находилось в пределах досягаемости.

Моя жена принялась за карамельки и осуждающе поглядывала на меня склеивающимися глазами. Все без исключения тарелки на низеньком стеклянном столике были начисто выметены. Но и мои силы подходили к концу. Больше есть я уже не мог. Когда г-н Шпигель вернулся из соседней комнаты и поставил передо мной тарелку соленого миндаля, я вынужден был отказаться. Я готов был лопнуть. Одна только мысль о приеме пищи вызывала тошноту. Только бы не видеть больше никакой еды, только бы, во имя Господа, не видеть больше никакой еды…

— Входите, господа!

Г-жа Шпигель открыла дверь соседней комнаты. В ней стоял покрытый белоснежной скатертью стол с обильными закусками, большим разнообразием холодной птицы, с курами и индюшатиной, гусями и утками, с соусами и овощами и салатами…

Дальше тишина…

Фаст-фуд [14]

Римская знать в окружении сладострастных матрон любила азартно поглощать целую кучу лакомств, после чего с тактичным "пардон" они удалялись в туалет, тыкали себе пером в горло и освобождали желудки для новой порции праздничной трапезы. Этот прием, благодаря нашей современной индустрии продовольствия, может с успехом осуществляться и сегодня без затрат перьев.

Наслаждение с покаянием

Именно еда и питье соединяют людей.

Даже одна тарелка правильной еды может стать причиной хорошо выращенной язвы двенадцатиперстной кишки или даже дуодемита и, конечно же, ничто не сведет двух людей так тесно, как эти болезни. Кроме, разве что, камней в почках.

Известная поговорка гласит: "Больные люди — братья", — что и подтверждает следующая история.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Вор, Жертва.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: дом Жертвы.

ВРЕМЯ: ночь.

ЖЕРТВА: (лежит в постели и спит).

ВОР: (влезает в лунном свете в окно. На лицо натянута маска из чулка, в одной руке карманный фонарик, в другой револьвер).

ЖЕРТВА: (периодически похрапывает).

ВОР: (идет на цыпочках к шкафу и открывает его).

ЖЕРТВА: (внезапно просыпается, включает свет): Что такое? Вы кто? Что вам надо?

ВОР: (целится в Жертву из револьвера): Успокойтесь, если вам жизнь дорога. Я не шучу.

ЖЕРТВА: (боязливо): Да кто же вы?

ВОР: Как вы думаете, сборщик налогов?

ЖЕРТВА: (громко вопит).

ВОР: Заткните рот. Если пророните еще звук — вы покойник.

ЖЕРТВА: И как это только возможно?! В нашей стране! Чтобы один человек сотворил с другим такое!

ВОР: Ну, и что? Это и есть наш процесс нормализации. В нормальной стране должны быть воры[15], и потому вы сейчас будете ограблены. И нечего жаловаться.

ЖЕРТВА: Ну, ладно, я не жалуюсь. Но мне жаль будущего нашей страны.

ВОР: Ну, так причитайте потише.

ЖЕРТВА: (причитает тихо).

ВОР: А сейчас мы посмотрим… (роется в ящиках шкафа). Ага! Драгоценности вашей жены, не так ли?

ЖЕРТВА: Все поддельные.