– Мы чуть этого не сделали, – всхлипывал он, – чуть не сделали.
Брат начал говорить ему про “Муравейник”, борьбу с реальным врагом и служение высшему благу. Это не заняло много времени. Всего несколько дней. Сын был хороший мальчик. Да, он был
Расставаясь
– Да, кстати, почему все-таки Марсель Дюшан?
Сын улыбнулся.
– Думаю, это мой способ сказать: я люблю тебя, папа.
Брат повернулся и пошел к выходу, окрыленный, но сын окликнул:
– Пап!
– Да?
– Ты только маме не говори.
Снова повязка на глаза и черный “эскалейд”. По пути в город агент Кагемуся делился с Братом своими последними мыслями.
– Благодарю за службу! – начал он. – Буду откровенен с вами: на данный момент вам известно много, можно даже сказать, слишком много. Но мы хорошие ребята. Не устраиваем наезды грузовиков на пешеходов. Однако мы за ними следим. Поэтому мы будем следить за вами. Мы в вашем телефоне, в вашем компьютере, в каждом звонке, каждом файле. Даже не пытайтесь спрятаться от нас. Мы не относимся к такому по-доброму. Мы благодарны вам за помощь и просим хранить молчание. Пожалуйста, не разочаруйте нас, начав говорить. Мы не выносим разочарований.
– За неосторожную болтовню расплачиваются жизнью, – ответил Брат. – Приятно слышать, что вы хорошие ребята.
– Все правильно, – сказал агент Кагемуся. – Вы умный человек.
С его глаз сняли повязку, и он увидел, что снова находится у своего дома.
– Позволите последний вопрос, – осведомился Брат. – Я в некотором роде фанат старого кино.
– Слушаю, сэр. Сам люблю смотреть старые фильмы.
– Отлично. “Кагемуся”. Я видел этот фильм. Это значит “тень воина”.
Агент никак не отреагировал, но затемненные окна “эска-лейда” начали закрываться.
– Благодарю, – сказал Брат, – за очередной жест, призванный установить доверие.
Глава пятнадцатая,
касательно Сестры и Того, что нельзя простить
Ресторан, расположенный под двухэтажной квартирой Сестры в Ноттинг-Хилле, назывался “Санчо” в честь Игнатиуса Санчо, “Необычного негра”, который родился на работорговом судне (предположительно) в 1729 году, беглого раба, впоследствии получившего в Англии свободу; этот Санчо служил английским милордам, а не скитался со странствующими рыцарями, он был композитором, драматургом, полемистом, плодовитым газетным корреспондентом, автором “Теории музыки”, агрономом, первым африканцем, принявшим участие в выборах в Британии, и – наряду с Оттоба Кугоано и Олауда Эквиано – одним из первых историков британского рабовладения и одновременно ярым борцом против него; он позировал Гейнсборо и дружил с Лоуренсом Стерном и регулярно питался цыпленком по-ямайски, либо соленой рыбой и пивом “Красная лента”, коронными блюдами названного в его честь ямайского заведения (хотя мог пробовать африканское каллалу). По всей вероятности, думала Сестра, он едва ли одобрил бы и громкую танцевальную музыку, которая с определенного момента орала в подвале под заведением, хозяева которого недавно решили развиваться в русле ночного клуба и наплевать на всех спящих по соседству детей. Люди начали добирать на улице, а пьяные разборки продолжались до трех часов утра. Трудно представить, что Игнатиус Санчо был убежденным фанатом диско. В конце концов, он был человеком, принявшим сторону англичан и не поддержавшим Американскую революцию. Консервативным человеком.
Ассоциация жителей района обратилась к Сестре за помощью. Она согласилась стать представителем группы активистов и провела несколько встреч
Когда началось судебное разбирательство, владельцы ресторана обвинили ее в расизме.