Кишот

– Они понимают, – вещал японо-американский джентльмен, – что это Третья мировая война, и будущее свободного мира, независимые социальные медиа, честные выборы, факты и право, демократия и свобода – то, как мы это понимаем, – зависят от того, кто выйдет из нее победителем. Скажите это своему сыну. Подозреваю, что он патриот. Пока заблудшая овца, но под маской он патриот. Я заметил, что он решил спрятаться за образом героя, имя которого стало нарицательным, мы же говорим “как Кихот”. Он идеалист. Сейчас он сражается не с теми, можно сказать, воюет с ветряными мельницами, но его можно вернуть. Вокруг полно настоящих великанов, которым он должен дать бой.

Кибервойна – это война, в которой ложь атакует правду. Это загрязнение реальности нереальностью, фактов – вымыслом. Это эрозия и обесценивание эмпирического разума с последующей заменой на старые страхи и предрассудки. Чем это отличается от того, чем занимается он сам, спрашивал себя Брат, чем это отличается от придуманных им произведений, в ловушку которых он сейчас угодил? Кроме того, что он не пытается разрушить западную цивилизацию, уж простите. Не слишком большое отличие. И он никому, кроме себя самого, не создает трудностей.

Когда повязку с глаз сняли, Брат увидел, что находится внутри самого обыкновенного приземистого строения, окруженного густо заросшими лесом холмами. Эта современная архитектура сбивала с толку. В такой местности он бы скорее ожидал увидеть деревянную избушку с черепичной крышей. А эта конструкция из стекла и бетона не имеет привязки к месту, она может стоять где угодно. В этом отношении этот дом напоминает его самого, подумал Брат. Он тоже не имеет привязки к месту. Японо-американский джентльмен проводил его в уютно обставленную гостиную с диванами и креслами с цветочной обивкой. Здесь были также бильярдный стол, приспособление для метания дротиков, шахматы и нарды. Брат не увидел бассейна, но подумал, что он точно оборудован где-то неподалеку. На тюрьму не похоже, сказал он агенту в синем костюме.

– Разумеется, нет, – ответил тот. – Мы здесь, чтобы подружиться.

Дверь открылась, и в комнату вошел Сын. Увидев сидевшего в ней отца, он весь ощетинился.

– Они и тебя заграбастали, – сказал он, и это не было вопросом.

– Нет, – ответил Брат. – Я нахожусь здесь по доброй воле.

– Даже не сомневаюсь, – произнес Сын. – Вижу, ты уже знаком с господином Трипом Миногучи. Он апологет доброй воли.

– Трип назвался мне Лэнсом Макиокой, – сообщил Брат.

Тут в разговор вмешался японо-американский джентльмен.

– Предлагаю покончить с этим раз и навсегда – заявил он. – Вот мой пропуск в Лэнгли. Как вы знаете, там не указывают псевдонимы. Вот мое личное имя. Агент Кайл Кагемуся.

– Снова демонстрируете нам свое доверие? – поинтересовался Брат.

– Именно так.

– Один черт, – заявил Сын.

– Джентльмены, оставлю вас вдвоем, чтобы вы могли обо всем поговорить, – откланялся новоявленный агент Кайл Кагемуся. – Уверен, вам многое предстоит наверстать. Добро пожаловать в “Муравейник”, Кихду. Мы ждем тебя, добро пожаловать на борт.

– Как ты вообще здесь оказался? – спросил Сын. – Ты даже не знаешь, кто я! Ты никогда про меня ничего не знал!

– Ты прав, – ответил Брат. – Мы никогда не были настоящей семьей, правда? Но есть кое-что, чего ты не знаешь о том, что значит быть родителем. А это значит быть рядом всегда, когда тебе это нужно.

– Просто безумие, что ты здесь! – заявил Сын. – Ты так глубоко увяз во всем этом, что даже не понимаешь, насколько глубоко.

– Мы оба, – ответил Брат.

Агент Кагемуся оказался прав. Поначалу слова не шли, но довольно скоро хлынули потоком, как из прорванной водопроводной трубы. Одним из главных обвинений Сына в адрес отца была принадлежность к великой индийской диаспоре. Сын ездил в Индию, чтобы найти свою идентичность. Только индийцы, живущие в Индии, могут претендовать на аутентичность. Диаспора – сборище фальшивых индийцев, людей, чьи корни так давно вырваны из индийской почвы, что их души умирают от жажды; они не знают, на каком языке говорить и каких богов почитать, и жадно скупают индийское искусство и в рамочках развешивают свою идентичность по стенам (мог ли парень догадываться, что почти слово в слово повторяет мысли Брата о собственном отчиме?). Это люди, продолжал он, которые летают в Индию на пару недель каждый Новый год и еще на несколько свадеб, где объедаются сладостями, отплясывают в неоновом свете ночи, а потом чувствуют, что до краев наполнили Индией свои топливные баки и могут возвращаться домой, чтобы обманывать всех еще полгода. Сын выучил индийское выражение “четыреста двадцать”, которое никак не связано с курением травы, а обозначает нечто поддельное, сфальсифицированное. Чарсобис, произносил он с выраженным акцентом и ожесточением.

– Вы все чарсобис. И кстати, никому не нравятся твои книги.

– Если систему нельзя изменить, ее следует уничтожить, – ответил Брат.

На другой день Сын неожиданно сник и зарыдал, тут же снова превратившись в очень молодого человека; все маски были сброшены. Он позволил отцу себя обнять.