Кишот

Спорить около кровати умирающей было неправильно, но Брат все же не удержался, чтобы не начать новый раунд.

– Есть ведь еще и Винт Разболтай.

Лицо судьи побагровело.

– Джек, будь лапочкой, – попросила Сестра.

Неодобрительно кивнув, судья направился к выходу.

– Оставлю вас решать ваши общие дела или что там вас еще связывает, – сказал он. – Я буду внизу.

Дочь вышла из спальни вслед за ним. Брат и Сестра остались вдвоем.

– Ну и как я тебе, – поинтересовалась Сестра, – ужасно худая, да?

Она на дому получала помощь, которую обычно оказывают пациентам в хосписе. В течение дня здесь бывало множество людей. Врачи, медсестры, платные сиделки, психологи, друзья. Вечером с ней оставались только близкие. Дочь проводила здесь почти каждую ночь. Они с судьей посменно дежурили у ее постели по ночам.

– Они оба совершенно вымотаны, – сообщила Сестра. – Поэтому Джек такой раздражительный. Ему очень важно высыпаться.

– Отлично его понимаю, – поддержал ее Брат. – Я сам такой.

– Уже совсем недолго осталось, – заявила Сестра, научившаяся виртуозно распознавать признаки приближающейся смерти. – Несколько раз проснуться, несколько уснуть, – продолжала она. – Я теперь неизвестно когда засыпаю и просыпаюсь в самое неожиданное время, это признак. Я почти не хочу есть и пить, это другой признак, а я всегда ценила вкусную еду и хорошее вино. Кишечник работает редко и плохо, это тоже признак, но поскольку я вынуждена просить кого-то помочь мне с мытьем, чем реже это случается, тем лучше. Давление скачет, иногда мне кажется, что сердце выскакивает из груди, иногда мне трудно дышать. Это еще не слишком для тебя? Что-то ты бледный, нет? Отлично, тогда продолжим. Еще, прошу прощения, недержание. У меня тут подстелена клееночка, словно я снова младенец, – можешь себе представить, как меня это радует. И перепады температуры. Я то обливаюсь потом, то замерзаю как ледышка. Этот список можно продолжать еще долго. Тело цепляется за жизнь до самого конца. Для смерти мы все девственники и делаем все, чтобы смерти было непросто сорвать наш цветок.

– Еще один признак. Боли усиливаются.

– Тебе капают морфий? – спросил Брат, и Сестра кивнула в ответ.

– Я уже полюбила морфий, – призналась Сестра. – И очень надеюсь, что ты привез мне кое-что лучше морфия. Ты ведь привез?

– Привез, – сообщил Брат. – Но я не хочу просто класть это рядом с твоей кроватью, потому что при самостоятельном использовании риск передозировки очень велик. Доза в десять микрограмм должна дать тебе час облегчения, но к ней можно прибегать только тогда, когда морфий не способен заглушить боль, есть также строгие ограничения по количеству доз в день.

– И что же, если я нарушу правила, это убьет меня? – Ей было трудно смеяться: смех перешел в неконтролируемый кашель с мокротой и кровью.

– Хочу напомнить тебе то, что ты мне только что сказала, – попросил ее Брат. – Сделай так, чтобы твой цветок она не смогла сорвать с легкостью.

– Отдай спреи Джеку, – от усталости Сестра едва могла говорить. – Пусть Джек отвечает за это.

В ту ночь Лондон был полон шума, доносящихся из темноты всхлипов боли, криков злобы и пьяного разгула, как на шабаше ведьм. Брат без сна лежал на раскладном диване в переделанном под его спальню рабочем кабинете Сестры и прислушивался к этому шуму. Судья и Дочь спали по очереди и ходили к Сестре, чтобы выполнить то, что необходимо. Воздух вокруг был прозрачным, но Брату казалось, что он блуждает в тумане и никак не может найти дорогу домой. Завершил ли он то, ради чего сюда приехал? Надо ли ему уезжать? А если остаться, чем он может быть ей полезен в ее последние дни? Окружавший его туман стал совсем густым, и Брат заснул.