Кишот

Брат помнил этот район со студенческих времен; тогда у него были длинные волосы и усы на манер Эмилиано Сапаты, и он предпочитал яркие фиолетовые рубашки и красные вельветовые клеши с бахромой. Тогда на улице, где по выходным работает знаменитый рынок, был магазинчик для наркоманов, который все называли “Магазин собак”, его владельцы зачем-то разметили над дверью, рядом с вывеской, слепок гигантского человеческого носа. Брат прочел где-то, что в старые времена бедняки с этой улицы воровали у богатых соседей собак, обучали их откликаться на новые имена, а затем на этой же улице продавали обратно прежним хозяевам. Однажды Брат зашел в “Магазин собак” и поинтересовался, не эта ли история стоит за его названием, но был встречен типичным для хиппи пустым взглядом: “Нет, парень. Просто такое название, парень”. Ужасно, подумал он. Уже тогда, полвека назад, наша культура начинала страдать потерей памяти, словно после лоботомии, оторванностью от собственной истории. Как после лоботомии. Оставь прошлое мертвым. Расслабься, живи сегодняшним днем и плыви по течению.

Ресторан, над которым располагалась квартира Сестры, назывался “Санчо”. Порой Брату казалось, что весь мир не более чем отражение его незаконченной книги.

Он нажал на кнопку звонка, и дверь почти сразу распахнулась. Судья Годфри Саймонс в расстегнутой на вороте белой рубашке и домашних брюках приветствовал его с верхней ступени лестницы. Его приветствие, как и предупреждала Дочь, было отнюдь не теплым.

– Только посмотрите, кого к нам занесло через столько лет, – начал судья. – Вам самому эта ситуация не кажется дикой, нет? Заявиться к нам в такой момент, не прислав за все предшествующие годы даже поздравительной открытки! Вас правда ничего не смущает?

Из-за его спины высунулась Дочь.

– Папа, хватит, – она тут же приветствовала Брата. – Мы очень рады, что вы приехали. На самом деле папа гораздо лучше воспитан, чем кажется.

Затем она вновь обратилась к отцу.

– Прошу тебя, папа.

Тот вздохнул – уже миролюбиво – и отошел в сторону. Брат поднялся по лестнице и зашел в квартиру.

Когда он представлял себе Сестру на другом конце провода во время их телефонных разговоров, то был явно под воздействием ее британской манеры говорить. Она всегда являлась ему одетой, как королева – в костюмах из тяжелой ткани с богатым цветочным принтом, больше подходившей для обивки мебели или изготовления занавесок, и потому скорее походила в его воображении на предмет мебели. Иногда он даже позволял себе недобрые мысленные шалости и воображал ее с тиарой на голове в бальном платье с фижмами и рукавами в виде воланов, которые видел в цикле программ “Театральные шедевры” об эпохе Тюдоров. Из-за этих царственно-мебельных фантазий он оказался совершенно не готов увидеть Сестру такой, какой она была на самом деле – скажем прямо, тяжело больной женщиной. Она лежала в своей кровати на втором этаже и не могла спуститься на первый, чтобы поприветствовать его, да и ни за чем другим, как он вскоре понял. Она сильно похудела и была уже не в силах самостоятельно мыться или отправлять телесные нужды. Болезнь стала для нее ежедневным унижением, которое она переносила безропотно. Только ее голос был по-прежнему сильным.

– Моя болезнь, ХЛЛ, может давать разные осложнения, – тут же сообщила она Брату после коротких объятий. – Самые безобидные из них – инфекции верхних и нижних дыхательных путей. Я страдаю обеими. К сожалению, это совсем не самое плохое. Может отказать иммунная система. Вместо того чтобы атаковать болезнь, иммунные клетки начинают уничтожать красные кровяные тела – это как если бы адвокат вдруг взял и начал поддерживать обвинение. Такое случается нечасто, но именно это со мной и происходит.

– Мне очень жаль, – произнес Брат избитую фразу, к которой люди прибегают, когда у них не остается других слов.

– О, это только начало. У больных ХЛЛ возрастает риск развития других видов рака, чаще всего меланомы и рака легких, – да, я думаю, ты уже понял: у меня затемнения в обоих легких. Но и это не самое плохое. Так сказать, серебряная медаль. Золото достается все тому же хроническому лимфоцитарному лейкозу. Крайне редко он может перерождаться в гораздо более агрессивный вид рака, диффузную В-крупноклеточную лимфому. Онкологи называют это синдромом Рихтера, возможно, потому, что по своей магнитуде он схож с землетрясением. Мы, умирающие, относимся к нему с позиций просто-забудь-об-этом. Сейчас у меня этот диагноз. Добро пожаловать в Лондон.

Сестра была подключена к аппарату, который судья прозвал “устройством Хита Робинсона”. Брат не мог вспомнить, кто такой Хит Робинсон. Однако паутина из трубок и колбочек, призванных делать за человека то, что раньше делало его собственное отказывающее тело, красноречиво иллюстрировала, что имел в виду судья.

– Верно, – согласился Брат. – Машина Руба Голдберга.

– Только ваших американцев нам здесь не хватало. Нет уж, спасибо, – по-прежнему не очень любезно отозвался судья. – Хит Робинсон вполне неплохо справляется.