Марк бросил на Соню короткий взгляд и залез на выступ. Он был выше инструктора, ему пришлось пригнуться и скорчиться, чтобы достать карабином до троса и при этом не треснуться о ветку головой. Когда и он улетел, Соня решительно шагнула вперед.
– Теперь я.
Она едва не соскользнула с мокрой и склизкой ступеньки, уцепилась за ствол и всерьез заволновалась. Если она рухнет вниз, лепешка из нее получится некрасивая – клякса в дурацкой каске и грязных кроссовках. Инструктор закрутил карабин и вытолкнул ее, словно птенца из гнезда. Соня не зажмурилась, хотя в глаза ударил поток ветра, пронизанный каплями дождя. Ощущение полета с лихвой перекрывало все неудобства. Соня раскинула руки. В животе похолодело и затрепетало от восторга. Жаль, полет закончился слишком быстро. Инструктор мягко поймал ее и, приподняв, отцепил от троса. Соня нащупала ногами твердую поверхность и наконец выдохнула.
Марк стоял у края и озабоченно разглядывал небо. Дождь усилился, над ними висела самая настоящая снежная туча. На этой площадке не было не только ступеней, но и крыши. Квадратный подиум ограждали невысокие перила, даже на вид непрочные. Пока переправлялась вся группа, моросил дождь, но когда прибыл второй инструктор, капли сменились градом.
Это стало для всех неожиданностью. Инструкторы, обычные мальчишки сами немного старше Сони, растерялись, принялись звонить начальству и спрашивать, что им делать. По технике безопасности запускать людей на мокрый трос категорически запрещалось, но спуститься можно было только с четвертой и пятой точки. Они же стояли посреди пустыря, незащищенные и открытые непогоде со всех сторон.
Как только начался град, Марк стянул куртку и накинул на плечи Соне, надел капюшон прямо поверх каски и прижал ее к себе. Её нос уперся в складки толстовки на его груди. Она сначала вдохнула, а потом попыталась выпутаться из его объятий.
– Ты сам сейчас промокнешь насквозь.
Марк не шелохнулся.
– Ничего со мной не случится. У меня шикарная каска, почти сомбреро.
– Если ты заболеешь, Палыч меня закопает в прыжковой яме, разровняет граблями и позволит вам прыгать на мои косточки.
Марк хмыкнул, но руки не опустил, наоборот, прижал еще крепче, окутывая и защищая собой.
– Скорее всего, так и сделает.
Она пошевелилась, перевела взгляд на доски настила. Крупные градины отскакивали от них, как мячики, и рассыпались тусклыми бриллиантами.
– Ого, вот это град. Больно?
Марк чуть сморщился.
– Неприятно.
Другие тоже как могли укрывались от града. Опустившись на корточки, сгрудились и вжали головы в плечи. Через десять минут от тучи не осталось и следа, словно и не было мартовского катаклизма. Так как сойти вниз не представлялось возможным, решили переправиться на третью точку и уже там решить, как быть дальше.
Вода с мокрого троса летела прямо в лицо, вещи украсились ржавчиной и вымазались разводами грязи. Семья с ребенком спустилась сразу же, как только переправилась на вышку со ступеньками, остальная группа рискнула дойти до конца. Дождь прекратился, с каждой струной тарзанки вышки становились меньше – пятая, последняя, ждала их на поляне недалеко от беседки.
Спустившись на землю, Соня оглядела промокшую грязную одежду. Куртку она вернула Марку еще на вышке, не хватало еще в таком облачении попасться на глаза Сергею. Зря волновалась. Сергей вернулся с пейнтбола еще позже. Увидев Соню в беседке, дрожащую и грязную, обнял и включил чайник.
– Ну, котик, ты даёшь! Я видел на вышке трясущихся зайцев, еще позлорадствовал, что им досталось по полной, а там, оказывается, была ты.
– И все равно было круто.
Сергей налил в кружки чай, одну придвинул к Соне. На другой стороне стола Олеся со своей свитой приставала к Кристине. Та оглядывалась, видимо, в поисках Марка, вжимала голову в плечи и молчала.
Сергей поймал Сонин напряженный взгляд.
– Олеська никак не простит Монашку.
– За что? Что им вообще делить?
Сергей придвинулся ближе к Соне и растер ладонью ее спину.
– Это давняя история. Мы в садик в одну группу ходили. Кристя и Олеська были лучшими подругами. Знаешь, вот это все сопливое «ты моя сердечная подружка до самой смерти», клятвы верности и обмен колготками.
Соня заинтригованно притихла.
– Что случилось?
– Мать Монашки увела отца из семьи Олеси. Это в пятом классе было. Мамка Олеси запретила отцу видеться с детьми и, естественно, каждый день рассказывала, кто в этом виноват. Олеська выросла с этой ненавистью, она у них подавалась на завтрак, обед и ужин. Я сам пару раз слышал, как ее мать кроет матом бывшего мужа, а вместе с ним и разлучницу.
– А Кристина при чем? Она матери лишилась, между прочим.
Сергей покачал головой.
– Как это при чем? Она ее дочь. Олеське нужно кого-то ненавидеть. Правда, она заигралась в месть. Пойду ее одерну.