Кисло-сладкое

– И он не говорил. Но иногда и говорить не нужно. Это просто видно.

Соне хотелось закричать: «Почему же ты влезла тогда, если все видела?» Но она промолчала. Марк ей не принадлежал ни тогда, ни сейчас. Никто ни в чем не виноват, только бескомпромиссная горячая юность и она сама. А то, что ей было больно, – это только ее драма. Она сама вырыла могилу для первой любви, а закапывали яму в четыре руки. Лучше бы она тогда просто поверила не Олесе, а Марку. Но почему-то в плохое верить проще. Почему хорошее требует доказательств, а все гадкое и мерзкое пробирается с мысли и оплетает их повиликой?

Она молчала до начала следующей песни, пыталась унять волнение и злость. Вроде справилась, голос уже не звенел.

– К чему ворошить прошлое. У меня семья, дети, совсем другая жизнь.

Юля начала играть следующую композицию. Надя шепотом подпевала, покачивая в такт ногой, перед припевом обернулась к Соне.

– Юлька прикольная. А Тим вылитый Кирилл.

– Почему ты Мия? – неожиданно спросила Соня.

Надя задумчиво простучала ногтями по столу.

– Одиночка?

– Да.

– Так получилось. Я не выбирала эту судьбу. Отношения у меня и сейчас случаются, но какие-то легковесные, недолгие. Было время, даже замуж чуть не вышла. Одумалась. Сейчас понимаю, что к счастью. И детей никогда не хотела… пока твою Юлю не встретила.

Соня уперлась локтями в стол, провела по волосам и неожиданно призналась:

– А я иногда думаю, что было бы, если бы я не родила её, а потом и Тима? В материнстве не все безоблачно. Первый год я вообще не понимала, где это счастье, о котором все говорят? Почему мне его не выдали в роддоме? Почему я все время хочу спать и плакать? Иногда хотелось просто убежать. Бросить все и убежать, туда, где я принадлежу сама себе, где меня не отвлекают от любимой книги, не переключают фильм на мультики, не вытаскивают прогуляться на самую жаркую площадку, потому что на ней новые качели, где я не трясусь каждую секунду за здоровье и жизнь моих детей. Я так устала бояться. С тех пор как появились Юля и Тим, не было ни дня, чтобы я не думала о них. Они теперь все время со мной, даже когда их нет рядом. И самое страшное – я не чувствую себя счастливой, если он несчастливы. Это зависимость. Причем односторонняя, они без меня прекрасно обходятся.

Надя не перебивала, внимательно слушала, продолжая смотреть на сцену. Соня опустила взгляд на столешницу, сжала пальцы.

– С рождения Юльки моя жизнь измеряется зубными вехами. Сначала зубы режутся. Какая радость – первый зуб! Потом выпадают, и снова радость – первый коренной. Потом появляются скобы, а вместе с ними и выматывающая регулярность вешек – посещения ортодонта, – она печально усмехнулась, – звучит не слишком весело, правда? Но стоит Тиму сказать: «Мам, я тебя люблю», – а Юльке и того меньше, достаточно просто искренне улыбнуться – и я уже ни о чем не жалею.

Надя молча встала и просто обняла Соню. Прижав ее голову к своему животу, погладила по волосам.

– Юлька очень на тебя похожа и любит тебя, очень любит. А ты к себе слишком строга. Рано стала мамой, просто не была к этому готова, и все равно справилась.

Соня шмыгнула носом, но не заплакала. Хотя, когда ее жалели, обычно расклеивалась окончательно. Надя не произнесла этого, но не могла не заметить, что Юля изо всех сил копирует ее: татуировки, прическа, стиль в одежде, игра на гитаре. Планомерно перекраивает все, что делает ее похожей на Соню, скоро никто и не догадается, что они мать и дочь.

Эта война за любовь и внимание Юли натягивала и без того сложные отношения. Соня хотела бы доверять Наде, открыться ей, рассказать о Марке, но между ними все еще стояла обида, прогорклая, перебродившая за восемнадцать лет, настоявшаяся. Почти ядовитая.

На следующий день Соне было стыдно за собственные откровения. Хорошо, что она не поддалась желанию рассказать о Марке. Это только ее тайна. На работе она периодически соскальзывала в воспоминания о вечере в клубе и каждый раз злилась. Даже лимерики не помогали и получались едко-нравоучительными.

Постепенно переписка с Марком вернулась в прежнее русло: обмен фотографиями, мыслями, иногда видеочат, обычно по пути на работу. Словно ничего не произошло, и не было мартовской встречи в Анапе.

Массируя клиентку с остеохондрозом, Соня старательно располосовывала ее спину изумрудными линиями, стирала боль, возвращая свободу движений. Руки механически скользили по коже, мяли, растирали, а перед глазами стояла изуродованная голень Марка.

Последнее время Соня все чаще подумывала пройти еще один курс массажа, в этот раз висцерального, просматривала в интернете информацию. С одним из специалистов она была знакома лично, несколько лет назад обучалась лимфодренажному массажу у Каримова Таира. Не последнюю роль сыграла личная симпатия. С ним было легко и приятно, он не пытался заигрывать, общался с ней на равных без многозначительных реплик и намеков.