Соня приблизилась к краю деревянного настила и села, свесив ноги. Именно здесь Марк снял тот самый ролик, где уговаривал ее не хандрить и купить новый купальник. Соня достала телефон, открыла их переписку и снова включила воспроизведение. Юля села рядом, переплела свои пальцы с ее и тоже уставилась в экран. Когда картинка замерла, она стерла с мобильного мокрые кляксы и улыбнулась.
– Он прикольный.
Соня ласково погладила пальцем застывшее на экране улыбчивое лицо и поймала взгляд дочери.
– Ты меня, должно быть, ненавидишь. И никогда не простишь за Марка.
Юля тяжело сглотнула.
– Мам, мне не за что тебя прощать. Должна, наверное, ненавидеть, злиться. Так ведь и было. Совсем недавно я думала, что ненавижу тебя. А теперь… – она приостановилась и словно удивляясь собственным эмоциям, уверенно закончила: – нет.
– Но ведь Марк…
– Надя мне все рассказала. Все, что знала. Я сама к ней пристала. А еще раньше нашла его профиль, после того как увидела в альбоме фотографию, – она затихла, коснулась все еще ярких эмоциональных следов, оставленных Марком на руках Сони. – Я понимаю.
Соня перевернула ладонь, оглядела перламутровые разводы с гранатовыми точечками и бирюзовыми узорами. Поверх них Юля оставила лёгкие невесомые зигзаги, больше всего похожие на марево в летний зной.
– Но ведь это цвет измены.
Юля кивнула.
– Бордовый оттенок алого, но и у бордового есть оттенки. Этот – цвет любви. Тут столько надежды и нежности, а еще белый… ты была с ним счастлива, мам. Он был счастлив с тобой. С этим ничего не поделаешь. Это та самая любовь, которая больше нас самих, да и от нас не зависит.
Юля снова коснулась Сониной ладони и оставила эфемерный след другой любви, той самой, ускользающей, необходимой как воздух. Как долго Соня сражалась за чувства дочери и вот сейчас увидела эту неуловимую, как дымка, выпрошенную любовь. Невесомую и исцеляющую.
Соня судорожно вдохнула. Снова перевела взгляд на лес и озеро. Неудивительно, что Марк так любил это место. Здесь все дышало незамутненным счастьем и тихой радостью. Даже сейчас. Ни одного пыльно-серого призрака. Она неосознанно нащупала серебряную ласточку на воротнике и вздрогнула. Юля перевела взгляд на ее пальцы и неожиданно нахмурилась:
– Это все наше дурацкое семейное проклятие. Не быть нам, Колоницким, счастливыми в любви. Вот и у меня с Игнатом ничего не вышло.
Соня на секунду замерла, развернувшись к Юле, встряхнула ее за плечи.
– Не смей так говорить! Проклятие тут ни при чем. Легко сваливать на него неудачи, свои собственные ошибки, жестокие поступки и малодушие. Я оказалась слабой, а ты не такая. Ты сильная, ты все сможешь, даже отвоевать у судьбы свою любовь. Не сдавайся, Юль. За свою любовь нужно бороться, с обстоятельствами, с людьми, с самой собой. В первую очередь с собой. Не смей отступать. Если ты любишь Игната, не смей. Пусть это проклятье закончится на мне.
Юля изумленно распахнула глаза.
– Мам, я… я попробую.
На террасу вышла Таня.
– Юль, помоги мне с чаем.
Соня сжала ее пальцы и отпустила. Твёрдо повторила:
– Не смей отступать.
Поднявшись, Юля направилась к дверям на кухню. Там оглянулась, увидела на краю террасы склонённую фигуру, высвеченную по краям солнечным абрисом, окутанную прозрачной дымкой с ног до головы. Раньше она считала, что прозрачный цвет – вовсе не цвет. Так, заготовка к новой эмоции, ее предвестник.
Соня нащупала телефон и снова вошла в переписку. Сообщение от Марка так и осталось непрочитанным. Она боялась услышать его голос, живой, смешливый и полный надежды, а еще больше боялась услышать его слова. Ее не оставляло жуткое ощущение, что Марк подарил ей выход, сделал выбор за нее. Тот самый выбор, на который она не решилась в последнюю их встречу. Включив значок воспроизведения, приложила телефон к уху и застыла. Сначала раздался шум, отдаленный лай Генри Купера, шорох колес по гравию и только потом – голос.