Кисло-сладкое. Юность

Класс опустел, осталась только Соня, остервенело запихивающая учебники в рюкзак, и Марк, складывающий свои тетради с намеренной неспешностью. Соня бросила на него недовольный взгляд:

– Я не считаю самоубийство слабостью. Катерину не оправдываю. Она мне вообще не нравится как персонаж. Люди, которые решились на этот отчаянный шаг, не трусы. Просто представь, насколько невыносима и мучительна их действительность, что смерть видится выходом?

Марк приблизился к Соне, замер почти вплотную и внимательно заглянул в глаза.

– Надо же, у тебя есть собственные мысли.

Соня невольно отступила и разнервничалась. Она с трудом переносила, когда к ней подходили так близко. Это не просто нервировало, это злило и раздражало. Но тут было какое-то другое чувство, правда, пугало оно не меньше. Только спустя несколько секунд она осознала, что Марк её только что оскорбил.

– Естественно, есть. Ты не единственный тут претендуешь на медаль.

Марк недоверчиво хмыкнул.

– Отличница, – произнёс он, как будто оскорбил.

– Ты тоже отличник.

– Отличники бывают разные. Некоторые сообразительные, способные анализировать и делать выводы, а другие просто заучивают всё подряд. Читай умные книжки, Соня. Может, когда-нибудь количество перерастет в качество. А может, и нет.

Соня вспыхнула. Когда она придумала остроумный ответ, Марк уже вышел из класса. И опять он намеренно назвал её настоящим именем, хотя в классе ее давно приняли как Кайлу.

Ещё неделя прошла почти без обоюдных нападений. Молчаливая война перешла в хроническую стадию, но не в перемирие. На уроке истории Соня не могла сосредоточиться, ощущала затылком взгляд Марка, но делала вид, что ей всё равно. Елозила, психовала и постоянно отвлекалась на странные щекочущие ощущения, словно он не только смотрел, но и касался её. Он злил и нервировал одним своим присутствием, но больше всего Соню сердила собственная реакция. Почему она вообще так волнуется?

Когда прозвенел звонок, она торопливо поднялась и принялась собирать ручки в пенал. Бублик, занимавший место через проход, торопился ещё больше. Явно куда-то опаздывал. Случайно зацепил учебником карандаш, и тот покатился по полу в сторону Сони. Никто не сдвинулся и не предпринял попытки его поднять.

Олеся рассмеялась.

– Сифачный карандаш никто не хочет трогать. Потом не отмоешься от вшей и ничтожности. Она, знаешь, какая прилипчивая зараза. Вши-то хоть дихлофосом можно вывести, а клеймо на всю жизнь.

Соня накинула лямку рюкзака, она не слышала сейчас ни едких слов Олеси, ни смеха её свиты, все ещё пребывая в своих мыслях и мечтая сбежать от пронзающего взгляда Марка. Бублик понял, что никто карандаш ему не подаст и, присев на одно колено, потянулся вперед. Соня как раз обошла стул и ринулась к двери. Случайно пнула карандаш носком туфли и только тогда увидела сидящего на полу Бублика. Он чуть отклонился и проводил отлетевший карандаш глазами, полными искренней детской обиды.

Хохот усилился, Олеся зааплодировала, за ней тут же повторил Костя – Марина и Вика присоединились с секундным опозданием.

– Правильно, Кайла. Пусть на коленях пресмыкается, там ему и место.

Соня, тряхнув головой, рывком вернулась в реальность, на Бублика не смотрела, почему-то сразу оглянулась и поймала взгляд Марка. От неприкрытой неприязни на его лице по спине Сони прошёл озноб. Марк не аплодировал и не смеялся, он смотрел на Соню, и если раньше его взгляд обжигал, то теперь выстуживал до самых внутренностей.

Соня растерялась, на секунду замерла, так и не решив, как поступить, молча покинула класс. На душе осталось тягостное чувство, а презрительно сощуренные глаза Марка преследовали её до самого дома.

Тогда как в школе она боролась за место под солнцем, дома приходилось привыкать к причудам бабушки. Ольга Станиславовна напоминала пирамидальный тополь. Длинная, высокая, несгибаемая. Несмотря на почтенный возраст, держала себя прямо, будто в молодости вместо корсета заполучила в позвоночник стальную спицу. Каждый день она укладывала волосы в сложную прическу и наносила макияж, унизывала пальцы многочисленными кольцами. Она не сильно обрадовалась возвращению дочери с мужем-плебеем и черноокой незнакомкой, вылупившегося из милого ребенка. Новых родственников приняла прохладно, не стеснялась выражать недовольство и нарочно громко бурчала, обращаясь за сочувствием к почившим предкам. Вместо утреннего приветствия от Ольги Станиславовны чаще всего звучали различные вариации одной и той же фразы.

– Слетелись стервятники расклевать моё дворянское тело. Не дождётесь! Я ещё в памяти и при уме, ничего подписывать не буду!

Бабушка пребывала в уверенности, что её скоро выживут из родного дома или отравят, подмешав в лекарства крысиный яд. Она никому не доверяла, с маниакальной подозрительностью пересчитывала балясины в перилах и керамические подсвечники, регулярно проверяла «не украли ли чего приблудные родственнички».