Кислород

Она закинула волосы за уши и посмотрела на муху, которая ползла по зеркалу на комоде. Покой — вот единственное, что еще имело значение. Нужно было найти в пузырьках и флакончиках что-нибудь, что облегчило бы страдания Алисы, не вызвав у нее рвоту и пугающих галлюцинаций. Что еще? Поставить за нее свечку? Прочитать молитву? Она давно оставила эти занятия. «Богородице дево радуйся» и все такое. Она не молилась со времен своего детства в Дерри, когда вся ее семья опускалась на колени в гостиной под перезвон колоколов по телевизору и отец читал молитвы по четкам. Теперь все это было для нее позади, как игра света на поверхности моря, и добродушные шутки, и контрольно-пропускные пункты на дорогах. У нее дома был Будда, полая медная статуэтка, наполовину домашний божок, наполовину пресс-папье, и она иногда клала перед ним цветы, хотя очень мало знала о буддизме, разве только что это добрая религия, не такая запугивающая, как другие. О чем она знала много, так это о питании, о медицинском уходе, обо всяких болезнях. То, что обычно узнаешь о психологии горя и мужества, наблюдая последние часы сорока, пятидесяти человек, сидя рядом с ними, держа их за руку. Но что в действительности это значило (медленное угасание такой женщины, как Алиса Валентайн), она никак не могла понять. Боже, ей уже двадцать семь. Она живет одна в маленькой съемной квартирке, которая ей не особенно нравится, и два, а то и три раза в неделю пьет на ночь темазепам, чтобы не видеть во сне тех, кого она проводила в последний путь.

Кирсти поднялась, чтобы помочь с одеванием (молодые женщины прониклись друг к другу симпатией и охотно делили обязанности), и, хотя среди вещей Алисы осталось очень мало того, что она еще могла носить, им удалось отыскать летнее платье из хлопка сине-белой расцветки и кремовую шерстяную шаль, чтобы накинуть на плечи. Пока они одевали ее, осторожно переворачивая с боку на бок, Алиса еще дремала, бормоча сквозь сон, а когда проснулась, то удивилась, обнаружив себя преображенной: волосы тщательно причесаны, ноги в больших белых кроссовках. Кирсти поцеловала ее в щеку и побежала вниз, чтобы позвать Ларри.

— Вам не обязательно выходить, Алиса, — сказала Уна. — Если вам хочется остаться здесь, то оставайтесь.

— Выходить? — повторила Алиса, шире открывая глаза. — Куда?

— В сад. На праздник.

Алиса кивнула.

— Кто его устраивает? — спросила она.

— Ну… Пусть это будут Алек и Ларри, вы не против?

— Напиши, — сказала Алиса, вытягивая руку.

Уна взяла фломастер, которым обычно делала записи, попробовала его на своей руке и написала на ладони Алисы «праздник — Алек и Ларри».

— Так пойдет? — спросила она.

Ларри, подняв мать на руки, отнес ее вниз и усадил в стоявшее у лестницы кресло-каталку, поднял ее ноги на подножку с фиксаторами и покатил через гостиную в кухню.

— С днем рождения, миссис Ви! — поздравила ее миссис Сэмсон, мимолетно прикоснувшись к плечу Алисы и оставив на синеве платья тонкую полоску муки.

Алиса показала ей свою ладонь.

— Все верно, — согласилась миссис Сэмсон. — Мальчики отлично справляются.

Маневрируя между мебелью, они подкатили ее к террасе, но переправиться на лужайку из-за ступенек оказалось не так-то просто. Алек приподнял маленькие передние колеса, наклонив кресло назад, а Ларри принял вес сзади.

— Я вам помогу! — крикнул Осборн, спускаясь по ступенькам через ограду и подбегая к ним. — С днем рождения, — запыхавшись, выдохнул он.

— А где Стивен? — спросила она.

— Пожалуйста, Деннис, возьмитесь с этой стороны, — сказал Ларри.

— Сейчас-сейчас.

Они сгрудились вокруг кресла, поднимая его на ступеньки, словно сицилийские крестьяне, выбирающиеся из моря с мадонной на руках в ритуальной постановке некого полузабытого чуда. Элла смотрела на них, стоя на насыпи, у нее в руке был алый воздушный шарик.

Скатерти украшал узор из листвяной тени. Ларри установил кресло с матерью во главе стола. Уна вышла из дома, держа в руках большую соломенную шляпу от солнца с лентами, которые завязывались под подбородком. Лицо Алисы почти исчезло под ее широкими полями. На ее неподвижно лежащую руку опустилась бабочка, но тут же вспорхнула и, петляя то в одну сторону, то в другую, полетела прочь сквозь пронизанную светом зелень листвы.

— Принимайте гостей! — крикнула Кирсти.