Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Я воспользуюсь замечанием Поля Вена о том, что старания художника «épater la bourgeoisie» [эпатировать буржуазию] – попытка вызвать в других людях состояние, являющееся по сути своей побочным продуктом[151]. Буржуазию (по крайней мере, умеренно просвещенную) это не только не шокирует, ей даже льстят такие попытки, поскольку она знает, что тем самым ей делают честь. Она догадывается, что тот, кто решает намеренно эпатировать ее, самым тесным образом с ней связан, подобно тем, кто пытается подражать ее образу жизни, и, как и они, наверняка потерпит неудачу, хотя и по иным причинам. Реальная угроза буржуазии исходит не от enfants terribles, большинство из которых происходит из ее собственных рядов и в них же в конечном счете вернется, а от тех, кого совершенно не заботит то, как буржуазия относится к их образу жизни.

Другие случаи несколько сложнее. Возьмем следующую характеристику, данную А. Дж. П. Тейлору Бернардом Криком: «Тейлор – замечательный автор: он не только не останавливается, чтобы посмотреть, что подумают его коллеги, ему даже нравится их шокировать»[152]. При первом чтении здесь видится противоречие. Крик, сначала приписывая своему герою нонконформизм, далее описывает его как антиконформиста. Однако, как я утверждал в разделе I.3, антиконформист – всего лишь негатив раба моды, который вынужден постоянно следить за тем, что выбирает большинство, чтобы случайно не совпасть с его выбором. Антиконформист ничуть не меньше конформиста вынужден оглядываться на других. Но, быть может, Крик просто имел в виду, что, когда у Тейлора обнаруживаются взгляды меньшинства, ему это нравится. Или мы можем опять опереться на различие, приведенное в II.3, и заявить, что вполне можно всячески предвосхищать и приветствовать тот факт, что вы оказываетесь в меньшинстве, но при этом в своем поведении никак не руководствоваться антиконформистскими намерениями (или влечением). В любом случае я считаю, что Джордж Оруэлл, биографом которого Крик был, выступает более удачным примером человека, который писал не для того, чтобы нравиться, эпатировать или выделиться. И это действительно воспринималось как эпатаж, тогда как причуды Тейлора так, по всей видимости, не воспринимались.

Пример с эпатированием буржуа используется Веном для введения, пожалуй, главной темы «Хлеба и зрелищ» – идеи, что дарение или «эвергетизм» в классической античности производил впечатление только в той степени, в которой он не был нацелен на произведение впечатления:

В экспрессивной рациональности и в том, как она приспосабливается к своей цели, есть нечто парадоксальное: она не может произвести своих эффектов, если она слишком рациональна. Человек, удовлетворенный собой и своим величием, не задумывается о том, какое впечатление он производит на других, и не станет его точно рассчитывать. И другие знают это: они знают, что подлинное выражение не обращает внимания на наблюдателей и не отмеряет своих эффектов. Человек, который много о себе возомнил и предается чрезмерным расчетам, не видит, как зрители смеются у него за спиной. Зрители не верят в слишком расчетливое выражение, поскольку истинное величие наслаждается само собой, только выражению, не стремящемуся произвести впечатление, удается это сделать[153].