KISS. Лицом к музыке: срывая маску

С одной стороны, я наконец-то начал борьбу со своим врожденным дефектом, а с другой – пришлось прикладывать много мыслей, усилий и дисциплину. Какова бы ни была причина, в результате я полностью освободил себя и теперь мог взглянуть на свою жизнь и свои отношения со стороны, с той объективностью, которая невозможна, когда тебя что-то заботит. Это было время для самооценки и, возможно, для обновления. Я всегда думал, что в моем браке вот-вот случится прорыв. Мы с Пэм наконец-то сломаем стену недопонимания и окажемся в прекрасном мире по другую сторону. Затем, однажды вечером, сидя в отеле после очередного шоу «Призрака», я внезапно понял: вместо того чтобы ломать стену, мы бились об нее головой. Нет никакой другой стороны. От осознания этого у меня заныло сердце. Вдобавок я понял, что не мог выйти из сценария, который наблюдал у себя дома, когда рос. В некотором смысле Пэм была очень похожа на мою маму. Отстраненная и холодная, скупая на поддержку и на похвалу. Для меня было шоком понять, что мой собственный брак развивался по тому сюжету, которого я всеми силами пытался избежать.

По возвращении в Лос-Анджелес у меня также созрели вопросы к отцу. Казалось, что некоторые кусочки головоломки отсутствовали, и я так и не смог разобраться с некоторыми чувствами. По мере того как мой отец становился старше, мне стало ясно, что наступит день, когда у меня уже не будет возможности попросить его восполнить пробелы. Однажды, когда он гостил у меня, я сказал ему, что, размышляя о будущем, я часто вспоминаю прошлое и хотел бы задать ему несколько неудобных вопросов. К счастью, он согласился мне помочь. Поэтому я спросил его о том дне, когда моей мамы не было в городе, и он пришел домой поздно, источая запах выпивки, и сказал мне, что мы все совершаем поступки, о которых сожалеем. «Что все это значило?» – спросил я его.

Он сделал паузу. А затем сказал: «Я любил другую женщину». Я был поражен. Я не мог вспомнить ни единого случая, чтобы он говорил, что любит мою маму. Он рассказал мне, что на протяжении десятилетий у него была другая девушка. Ради нее он хотел оставить свою семью, но не пошел на это. Я живо вспомнил тот случай, когда мой отец с пренебрежением ответил, услышав, что я хочу обратиться за помощью к психотерапевту: «Ты думаешь, что у тебя одного проблемы?». Теперь я понял, что ему просто не хотелось присутствовать на сеансе, поскольку он вел двойную жизнь. Лжец.

Мой живот начал сжиматься, но я старательно пытался скрыть свой шок и изумление. Мне хотелось услышать всю правду. «Она научила меня любить», – продолжил он. Это было за гранью разумного. На меня нахлынул скептицизм. Любовь была чем-то, что ты создаешь постепенно, разделяя опыт с другим человеком. Мой папа никогда не проводил долгие ночи вдали от дома, поэтому мне показалось странным, что он защищался этой ценностью – любовь! В его жизни она не подвергалась годам испытаний. В этой ситуации он находил романтику и искупление, вместо того чтобы назвать вещи своими именами – это был лишь секс, который зачастую не нуждается в каком-либо оправдании. Конечно, невозможно оправдать супружескую измену, хотя мой отец старался изо всех сил.

Празднование четвертого июля. Дядя Джин держит Эвана на руках. 1999 год, когда мы с Пэм были в разлуке

Ясно было одно: это было доказательство той атмосферы, которая царила в моем детстве. Чем больше отец говорил, тем явственнее я понимал, что та недосказанность, конфликты и напряжение, с которыми я рос, не были плодом моего воображения. Я не рассказывал Пэм об этой беседе с моим отцом. Да, разговор получился невероятно откровенным, но я больше не чувствовал Пэм своей второй половиной. Рассказать ей было все равно, что разболтать секрет. Я хотел говорить об этом, но только не с ней. Во всяком случае, этот разговор с моим отцом побудил меня избегать повторения ошибок, свидетелем которых я был в детстве.

Я не хотел прозябать в браке без любви. Домой из Торонто я прилетел полным воодушевления, но, вернувшись в родные стены, я не чувствовал себя как дома. Всякий раз, когда я пытался поговорить с Пэм, она жаловалась, что между нами нет близости, указывала на какую-нибудь проблему извне, либо сваливала все на меня, припоминая мне все случаи, когда я не оправдал ожиданий. Большинство вопросов, которые она поднимала, были связаны с бытовыми проблемами, основополагающими вещами, которые сопровождали жизнь, но не теми проблемами, которые разрушали наш брак.