На Глубоком Юге люди любили, когда мы находились на сцене. Здесь у нас было право быть чудиками. Нас любили как развлечение, но вот вне концертного зала люди готовы были нас поубивать. Мы в своих женских блузах, с гривами и на платформах чувствовали себя как звери на охоте. «Педики!» — орали нам. Вне рок-клубов толерантность была на нулевом уровне. Я боялся, что мы скоро будем визжать, как поросята на бойне, как в страшном фильме «Избавление», который видел в прошлом году (в этом фильме режиссера Джона Бурмена, снятом в 1972 году, герои попадают в глухие места, где подвергаются изнасилованию и издевательствам местных. — Прим. пер.).
Я понял, что в Нью-Йорке я рос как бы в изоляции, совершенно не зная о том, какую злобу в других местах может вызывать нестандартная внешность. Тем не менее дискриминацию я скорее чувствовал, чем наблюдал воочию. Но про членов нашей команды так не скажешь. Например, был у нас роуд-менеджер по имени Джей Р. Смоллинг, негр. Тот самый, что придумал наше самопредставление на сцене: «Вы хотели лучшее? Вы получили лучшее!». Так вот, раз на юге нам дали на день белого водителя, и тот обращался к Джею не иначе как «Лерой» (шутливо-расистское обращение к чернокожему, вроде советского «Максимка» или «Маугли». — Прим. пер.). Ну и словечко на букву «н» (нигер. — Прим. пер.) я тоже частенько слышал.
Однако те, кто криками портит концерт, на нас не ходили. Мне кажется, нас самих считали некой угрозой. И совершенно точно считалось, что у нас крутой нрав и что мы горячо преданы своему делу. Когда за стенами концертного зала нас обзывали, мне всегда хотелось сказать: «Минуточку! Вы мне только что аплодировали. Теперь, когда я зачехлил гитару, вы будете меня линчевать?»
Там, где мы не чувствовали себя в безопасности, мы не отходили далеко от мотеля. Питались прямо в этих мотелях, садились в машину и гнали дальше. Не слишком останавливались в Billy Bob’s Diner или Bubba’s Barbeque. Просто перемещали свои задницы из точки А в точку Б.
Однажды мы проезжали Грейсленд. Меня родина Элвиса сильно разочаровала: дом, как у какого-нибудь неизвестного врача в пригороде. Я-то думал, там гигантский особняк. Я предпочел экскурсии по местам Элвиса общению с двумя дамами, владелицами магазина одежды в Мемфисе.
Даже на юге или в консервативных городках вроде Солт-Лейк-Сити мы находили наших поклонников, или они находили нас. Женщины же находились всегда и везде. Девочки ждали нас у гостиничных номеров, ждали, пока мы не выйдем. Мы бы могли такой аппарат завести, с электронной очередью — берешь номерок и ждешь, пока позовут. Имен этих девочек я даже не знал.
Меня не переставало изумлять, что эти женщины лезут ко мне в койку толком даже не представившись, а ведь у них же наверняка есть местные ухажеры, которые встречаются с ними месяцами, чтобы как-то продвинуться в отношениях. Все это вскоре стало нормой. И большим облегчением. Я теперь трахался и чувствовал себя желанным безо всякого страха эмоциональной близости, которой я хотел меньше всего. Я получал то, чего страстно желал, без того, что мне казалось опасностью. Из-за неуверенности, отсутствующего уха, глухоты и эмоциональной стены, которую я всю жизнь возводил вокруг себя, эмоциональная связь меня все еще пугала. Она означала: открыться, отдать частичку себя. А этого я не хотел.
Мы на тот момент еще не могли позволить себе снимать отдельные одноместные номера. Я селился с Питером, каждый из нас надеялся, что не будет лежать один в постели, пока другой у себя с кем-нибудь. Приватности, личного пространства у нас никогда не было. Но, конечно, гораздо приятнее, когда в обеих кроватях по парочке, чем когда одному одинокому приходится закрывать подушкой голову. Я в таких случаях рассчитывал на те несколько минут, что у меня есть с гостьей Питера, пока Питер вышел из комнаты. От такого лучше засыпалось. А потом Шон Дилени решил, что его работа — выгонять девок из наших номеров, потому что якобы нам надо выспаться. Шон этих девочек не очень любил, называл их «кукушки» (в оригинале — breeders, то есть женщины, которые рожают детей, не желая их, но исходя из каких-то внешних задач: сохранить отношения с мужчиной, уступить своим родителям и т. п. — Прим. пер.).